Ольга Тогоева - Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики

Так или иначе, но и на этом, очередном заседании Перро Фавареск и Бернардо де Монжё в который раз без малейших изменений повторили свою историю, и процесс вновь оказался отложен [467] “En la presence desquiex deux valiez, furent leues leurs confessions qu’il avoient autres fois et pluseurs fois faites ou Chastelet de Paris et en Parlement..'. Et lesdites confessions… recognurent et confessierent… estre vraies” (Confessions et jugements de criminels au Parlement de Paris. P. 109). . На сей раз судьи действительно послали в Руэрг специальных комиссаров для сбора дополнительной информации [468] “Et ce fait et oyes leursdites confessions, il fu commandé audit prevost de Paris que il les renvoiast arriers en Chastellet et que la Court en ordeneroit ce qui en serait à faire de raison” (Ibid.). , которая и была им предоставлена 1 апреля 1335 г. — на последнем заседании по данному делу, о котором нам известно. Сначала слушания проходили в самой Уголовной палате парламента, однако в присутствии парижского официала и его советников [469] “Presenz et appeliez à ce l’official de Paris, avecques lequel official estoit maistre Thomas de l’Office, de la court dudit official de Paris” (Ibid. P. 110). . Судьи еще раз ознакомились с показаниями Перро и Бернардо и, поскольку те вновь поклялись на Библии, что все сказанное ими ранее является правдой, их решили освободить «под подписку о невыезде». Иными словами, они были объявлены свободными, но до следующего заседания по их делу Париж покидать не могли [470] “La Court commanda au prevost de Paris que, considéré ladite prison ou lesdiz deus valiez ont esté longuement détenus et pour cause, il leur eslargast leurdite prison parmi la ville de Paris, jusques à tant que la Court en eust autrement ordené” (Ibid.). .

Затем двое слуг вместе со светскими и церковными представителями судебной власти переместились в приорство Сен-Элуа, где еще раз повторили свои показания, вновь поклялись в их истинности, а также в том, что никакого тайного умысла или сговора в их действиях не было [471] “Item ledit lieutenant dudit official de Paris leur demanda, par leurdit serement, se il avoient dit les choses dessusdites par don, par promesse, par faveur ou par amone-stement d’autruy. Lesquiex dirent par leurs sermens que non, fors que pure et loyal vérité” (Ibid. P. 111). . Любопытно, что, несмотря ни на что, Раймон Дюран был также выпущен из тюрьмы, причем на тех же условиях: ему запрещалось лишь уезжать из столицы, в остальном он был волен поступать так, как ему заблагорассудится. Имело ли здесь место заступничество кого-либо из высокопоставленных друзей или родственников обвиняемого, сыграло ли свою роль его знатное происхождение или богатство, сказать мы не можем. Очень скоро официалу и его советникам пришлось убедиться в том, сколь опрометчивым было их решение. В письме, разосланном чиновниками парламента уже 9 сентября 1335 г. во все местные королевские судебные инстанции, сообщалось, что Раймон Дюран без особого на то разрешения покинул Париж, и предписывалось непременно его разыскать и незамедлительно препроводить в тюрьму Шатле. Последнее уточнение косвенно свидетельствовало о признании вины господина прокурора, которого отныне предполагалось передать светским судебным властям. О том же говорило и упоминание о конфискации его имущества в пользу короля, содержавшееся в упомянутом письме [472] ANF. X 2a 3, fol. 28 (9 septembre 1335). .

Однако больше ничего о судьбе нашего героя мы не знаем. Процесс, возбужденный против него, так и остался незавершенным, и мы можем лишь гадать, как именно он бы закончился…

Дело Раймона Дюрана представляет собой уникальный казус в судебной практике Французского королевства эпохи позднего Средневековья. И уникальность эта объясняется сразу несколькими причинами.

Начнем с того, что материалы данного процесса — единственное исключительно подробное свидетельство о мужеложестве как об уголовном преступлении, зафиксированное в регистрах центрального королевского суда на протяжении всего XIV в. Все прочие записи секретарей Парижского парламента, касающиеся данного типа правонарушений, оказываются, к сожалению, крайне скупы на детали.

Самое раннее подобное упоминание в сохранившихся до наших дней уголовных регистрах датируется 1311 г. Из решения, вынесенного 8 мая этого года, становится понятно, что некий Бартелеми по прозвищу Флорентиец (de Florentino), служивший королевским сержантом в бальяже Буржа, подозревался в «грехе содомии» (super vicio sodomie), но был оправдан и восстановлен в должности. Однако ни имени того, кто выдвинул против него подобное обвинение, ни каких-либо деталей произошедшего из этой короткой записи узнать невозможно [473] Actes du Parlement de Paris / Ed. par M.E. Boutaric. P., 1863–1867. 2 vol. T. 2 (1299–1328). P. 79. № 3840. . Точно так же из письма, посланного столичными чиновниками бальи Вермандуа 14 февраля 1317 г., мы выясняем, что похожее обвинение выдвигалось против Жана де Перонна его родным братом Гербертом де Бре — заключенным королевской тюрьмы Лана. Любопытно, что сам Герберт оказался арестован за аналогичное преступление и закончил свои дни на костре. И вновь никаких подробностей обоих процессов у нас не имеется [474] Ibid. Р. 195, 219, 234. № 4972, 5191, 5333. . То же самое можно сказать и о деле, рассмотренном в Парламенте 23 декабря 1317 г.: в этот день с Жиара де Шапа, экюйе, сеньора де Матуг (Matuga), были сняты обвинения в склонности к содомии, выдвинутые против него неким Кутоном по прозвищу Пеле (Coletonum dictum le Pele). Но и в данном случае детали процесса остаются нам неизвестными [475] Ibid. Р. 212. № 5129. . Наконец, последнее упоминание о такого рода преступлении в регистрах парламента датируется 21 мая 1344 г. В письме, разосланном из столицы во все судебные инстанции королевства, требовалось разыскать и немедленно препроводить в Париж некоего Жаннена Муанеля (Jeannin Moynel), жителя городка Герберуа, «[склонного], по слухам, к содомии» (diffamé de sodomie). Данный процесс так, по всей видимости, и не начался, да и сами подозрения судей основывались всего лишь'на непроверенной информации с места жительства Жаннена [476] ANE X 2а 4, fol. 127 (21 mai 1344). .

Таким образом, детальное описание обстоятельств совершенного преступления, наличие свидетельских показаний и подробное изложение всех следственных действий, предпринятых в отношении фигурантов, отличает случай Раймона Дюрана от прочих — весьма малочисленных — судебных записей, посвященных данному типу уголовных преступлений [477] Я сознательно не рассматриваю здесь процесс против тамплиеров (1307–1308 гг.), которых, как известно, обвиняли в склонности к содомии, совершенно ясно ассоциировавшейся в данном случае с гомосексуальными отношениями: Барбер М. Процесс тамплиеров / Пер. с англ. I4.A. Тогоевой. М., 1998. С. 317–319, 414–415. Тем не менее, данное дело относилось к ведению не светского, но церковного суда, деятельность которого остается за рамками моей книги. . Очевидно, что именно по этой причине этот казус был не только включен в материалы рассмотренных в Парижском парламенте дел за 1325–1337 гг. (регистр X 2а 3), но и скопирован в следующем по времени кодексе, охватывающем 1339–1344 гг. (регистр X 2а 4), а также вошел в сборник «Признания уголовных преступников и приговоры, вынесенные по их делам», составленный секретарями суда Этьеном де Гиеном и Жоффруа де Маликорном в соответствии с их личными взглядами на право и судопроизводство [478] Об особенностях составления Confessions et jugements de criminels au Parlement de Paris см.: Тогоева О.И. История права и история повседневности: точки пересечения // Одиссей. Человек в истории — 2014. М„2015. С. 355–365. . Более того, дело Раймона Дюрана стало в их подборке единственным, связанным с преступлением, совершенным на сексуальной почве.