Андрей Кудин - Как выжить в тюрьме

Чтобы каптерщик по своей воле что-нибудь поменял — такого ещё не бывало. Лучшее почему-то никогда не появляется само по себе. В тюрьме всё, вплоть до мелочей, приходится доставать.

Отчего ложку назвали веслом, ещё можно как-то понять. Допустим, равномерные движения ложки в затвердевшем гороховом супе смутно напоминают тренировку гребца накануне соревнований, но почему тарелка называется шлёмкой?

— Как почему? — удивился, затягиваясь травкой, Петюня Фастовский. — Шлёмка от слова “шлем”, потому как она, в натуре, похожа на каску времен Великой Отечественной. Теперь по поводу тромбона. Когда тюремную кружку прикладываешь донышком к кирпичной кладке, чтобы через стену перебазарить с братвой из соседней хаты, — она становится похожей на музыкальный инструмент, в какой дуют лохи из симфонического оркестра.

Не могу сказать, что Петюня отличался компетентностью в тюремной терминологии — он всего-навсего изложил собственную точку зрения, но какая-то логика в его пробитых мозгах, как ни странно, была.

После того, как ты переступишь порог камеры, смотрящий (если таковой имеется) или кто-то из старожилов укажет тебе, на какую нару кинуть скатку и в какой телевизор (ниша под столом для посуды) положить шлёмку, тромбон и весло. Можешь себе представить ту голову, чье незаурядное воображение увидело схожесть между вышеупомянутой нишей и телеэкраном! Долго же кто-то смотрел в эту дыру...

Если ты человек для тюрьмы новый и не спешишь раскрываться перед сокамерниками — тебе укажут нейтральное место, после чего за каждым твоим жестом, шагом, поступком будут наблюдать в течение двадцати четырех часов. Обычно, кто есть кто становится ясно спустя три-четыре дня. Затем придется съехать на более или на менее почетное по тюремным понятиям место.

Как на свободе, так и в тюрьме человек выдает себя в мелочах, в неосторожном взгляде и слове. Особенно ярко это проявляется в тех случаях, когда вновь прибывший шифруется (ведет себя скрытно), а затем срывается, не выдержав внутреннего напряжения. В тюрьме значительно тяжелее, нежели на воле, скрыть свои мысли — ты все время, круглые сутки, находишься под пристальным вниманием сокамерников и оперов.

Камера и тюремная нара после изолятора на Подоле кажутся невероятно удобными и просторными. (Невольно проносится мысль, что не зря ты ходатайствовал о скорейшем переводе из КПЗ в СИЗО). В тюрьме верхнюю нару принято называть пальмой. В Днепропетровске, для сравнения, — грушей. По всей видимости, киевские зеки, в отличие от днепропетровских, чаще ездят отрываться в жаркие страны.

По затхлому тюремному коридору нарезает тасы (или — выпал на тасы — то есть ходит туда и обратно) попкарь (контролер), который пасет (следит) арестантов. Сущность работы контролера наиболее точно отражает его прежнее название — надзиратель. Четко и ясно. Однако, на Украине решили, что “надзиратель” режет слух и потому переименовали данную должность в “контролер”.

Я как-то подсчитал, сколько времени проводит попкарь в тюремном коридоре в течение всей трудовой жизни. Получилось ни много ни мало — десять-двенадцать лет тюремного заключения, на которые они сами себя обрекают, имея равные с заключенными шансы заболеть туберкулезом.

В обязанности попкаря входит висеть на ушном (подслушивать разговоры в камерах) и на глазном (подсматривать) через сечку (специальное отверстие в стене и в двери).

Само по себе слово висеть оказалось достаточно универсальным. В тюрьме его можно пристроить к чему угодно и как угодно. К примеру, выражение “лежать на верхней наре” в переводе на местный диалект будет звучать как “висеть на пальме”.

Попкарь всё время ворчит и сквозь закрытую дверь грозит всевозможными неприятностями. Особенно если замечает причал (по-умному — устройство для налаживания межкамерной связи, а по-простому — обычная палка с крючком на конце, сделанная из обломков веника или из плотно свернутых газет), при помощи которого гоняют коней по дороге.

По большому счету, дорога — это любой вид связи. В данном случае, дорогой может служить обычная веревка, натянутая между камерами по внешней стене здания. По дороге отправляется пакован (специально сделанный пакет, в который пакуют чай и сигареты) или ксиву (она же малява), по-старому — документ, ныне — записка. Ксивы бывают нескольких видов — например, поисковая, когда ищут человека, или прогон (инструкция для всех арестантов). Ксива всегда пишется по определенному образцу и может выглядеть примерно так:

“Ночи доброй, братва!

Мир и уют вам в доме нашем! Братва! Дело такого рода! Нет ли у вас в хате........? Если есть — пусть отпишет.

К нам вчера заехал от вас........, отпишите, что за человек.

Загоните по возможности чая и курехи, а то совсем голяки.

На этом STOP. Здоровья вам, фарту, удачи, скорейшей свободы, всех благ.

С искренним арестантским уважением, братва хаты........”

Обычно в больших камерах имеются арестанты, которые целыми днями только тем и занимаются, что гоняют коней, поэтому их и называют конегонами.

Наивно думать, что все эти малявы и ксивы проходят мимо глаз и ушей опер. части. Неконтролируемых мусорами дорог в тюрьме нет. Нередко опера сами провоцируют и поощряют создание подобных дорог, чтобы в процессе переписки интересующие их арестанты проявили себя. Нередки случаи, когда камера по соседству на самом деле пустует (о чем арестанты и не догадываются), и из нее мусора под видом заключенных ведут переписку. Иногда они это делают от имени вымышленных лиц, иногда — прикрываясь именами реально существующих заключенных. Пока арестанты разберутся, что к чему (да и разберутся ли вообще?), пройдет не один день, а за это время опера успеют отработать поставленную перед ними задачу.

За нарушение режима арестанта могут кинуть в карцер или лишить кабана (продуктовой и вещевой передачи), что происходит чаще всего, так как карцер переполнен, и провинившийся ждет своей очереди две-три недели. Кабан разрешают передавать один раз в две недели. (Если арестованный не знает, от кого пришла передача — у него могут возникнуть трудности с её получением). Кабан передают через кормушку (прямоугольное отверстие в двери), через него же подается и баланда — некое подобие пищи.

Баланду готовят на комбижире из залежалых и полугнилых продуктов. Собаки — и те её не едят. У человека после такой, с позволения сказать, “еды” печень и желудок выходят из строя достаточно быстро. Так как у заключенных зачастую выбора нет, а что-то есть всё же надо — вот они её и едят, предварительно многократно промыв под водой, закусывая хлебом, замешанным на мусоре и осколках стекла. Говорят, его пекут в местной пекарне.