Николай Лузан - Скрипаль. Березовский. Пешки в большой игре

— О'кей, как посчитаете нужным, — не стал настаивать Идальго.

Для него уже не имело значения, в какой форме и в каком виде будущий агент передаст информацию. Он добился главного — Скрипаль своим согласием, как разведчик, сжег за собой все мосты. Чтобы не заострять на этом внимания опытный вербовщик Идальго перевел разговор на другую тему. С легкой иронией он рассказывал о своих летних приключениях на французской Ривьере. В ярких и сочных красках перед Скрипалем предстала совершенно иная жизнь. Она разительно отличалась о той, которой жил полковник ГРУ и той, что ждала его через семь лет после увольнения: нищенская пенсия и прозябание в двухкомнатной хрущевке. Идальго продолжал говорить. Скрипаль слушал этого баловня судьбы, и в его душе мутной волной поднимались зависть к нему и ненависть к начальникам и самой стране — СССР (а теперь России), службе которой было отдано без малого двадцать три года.

Встреча с Идальго и Гонсалесом измотала Скрипаля. Ссылаясь на усталость, он покинул ресторан и в смятенном состоянии возвратился домой. Профессиональный опыт подсказывал ему, сегодняшняя беседа выходила за рамки обсуждения очередного бизнес-проекта. Манера поведения Идальго и то, как он вел беседу, напоминали военному разведчику Скрипалю прием из собственного вербовочного арсенала. Не давало покоя и будущее «исследование» для концерна «Альбатрос», от него попахивало шпионским душком. Предполагал ли Скрипаль, что этот документ ляжет в досье будущего агента Немедленного и станет тем самым «камнем» на шее, что потянет его в омут предательства? Вероятно, да. Несмотря на это, у него еще оставался шанс выбраться из ловушки, подготовленной британской разведкой. Скрипалю требовалось сделать только одно — доложить резиденту Сазонову о содержании разговора с Идальго.

Корысть и представления о будущей богатой и сытой жизни, которую описал испанский британец, заставили полковника Скрипаля забыть о присяге и пересилили страх. Тайком от коллег, используя материалы из служебных документов, он подготовил первое шпионское донесение. Спустя три недели, они: Скрипаль, Гонсалес и Идальго, встретились в ресторане отеля «Милья Кастилья».

После обмена дежурными любезностями, Скрипаль, спеша избавиться от опасного груза — «письменных предложений для концерна «Альбатрос», передал их Идальго. Тот отметил оперативность в работе, но не стал вникать в детали «предложений», для него важнее было не экономическое изыскание будущего агента, а сам факт наличия документа. Теперь, когда на руках имелся серьезный компромат, казалось бы ничто не препятствовало вербовке Скрипаля. Но опытный вербовщик Идальго не стал форсировать события и решил до конца разрушить прошлые коммунистические убеждения и моральные устои российского офицера. После завершения застолья он и Луис затащили Скрипаля в стриптиз-клуб.

Полумрак, царивший в зале, сизые клубы табачного дыма не стали помехой для скрытых видеокамер, запечатлевших осоловелую физиономию Скрипаля на фоне пышных форм стриптизерш. В то время как он замаслившимися глазками пожирал их, Идальго и Гонсалес напевали в оба уха о его исключительности и тех неограниченных возможностях, что вскоре откроются перед ним в Испании или Британии. Скрипаль поплыл, но в последний момент взбрыкнул, вызвал такси и отправился под надежный бок жены.

Побег Немедленного из «медовой ловушки» потрепал нервы Идальго. Он с тревогой ждал очередной встречи со Скрипалем. Она была назначена все в том же ресторане отеля «Милья Кастилья». На нее Идальго отправился один. «Мавр» — Луис Гонсалес, свое дело сделал и мог удалиться. Истекло время, а Скрипаль так и не появился. Стрелки перевалили далеко за 19:00, когда он возник на входе в зал. Идальго с облегчением вздохнул. Причина задержки оказалось прозаической, в российском посольстве проходил прием. Прежде чем сесть за стол он, ссылаясь на необходимость срочных консультаций, вручил Скрипалю подарок, по тем временам дорогую новинку — сотовый телефон стоимостью в несколько тысяч долларов. С той минуты все переговоры будущего агента не составляли секрета для мадридской резидентуры британской разведки. В дальнейшем, за ужином Идальго не уставал нахваливать: «очень содержательный анализ Сергея, который дал богатую пищу для размышлений». Завершилась беседа очередной просьбой «друга Антонио» «помочь разобраться с вопросом, кто и чем занимается в российском посольстве в Мадриде и может способствовать продвижению бизнеса концерна «Альбатрос» в Россию».

До конца 1995 года они провели еще две встречи. Перед Рождеством Идальго выступил в роли Санта Клауса, по поручению совета директоров концерна «Альбатрос» «наградил» Скрипаля «премией» и передал 10 000 долларов наличными за «удачную реализацию одного из предложений Сергея». Приняв очередной шпионский аванс, теперь уже бывший сотрудник ГРУ, когда-то рвавшийся в разведку, чтобы защищать интересы Отечества на тайном фронте, в тот день в Скрипале окончательно умер. Нет никаких сомнений в том, что он хорошо знал, чем должна закончиться следующая встреча — вербовкой. Перед тем, как сделать последний шаг к предательству, он, видимо, искал оправдание. И, вероятно, находил в том, что такой страны как СССР, на верность которой курсант Скрипаль давал присягу, уже нет. Август девяносто первого, в его представлении, похоронил ее навсегда и сделал свободным от прошлых обязательств.

Покидал ресторан Скрипаль с новым «поручением» и 10 000 долларов в кармане. Но вряд ли они грели его мелкую душонку. В тот предновогодний день она была продана дьяволу. Сам искуситель в лице Идальго в Мадриде не задержался и на вторые сутки вылетел в Лондон для доклада. Ему было что доложить Мистеру Си — Дэвиду Спеддингу. Несмотря на рождественские каникулы, тот находился на рабочем месте и после рассмотрения материалов досье на Скрипаля принял одного из лучших своих учеников.

Согрев Идальго-Миллера теплой улыбкой, Спеддинг пригласил занять место у камина. Антонио склонил голову в поклоне и присел в кресло. Рядом расположился Спеддинг. Пламя весело потрескивало поленьями и теплыми бликами играло на лицах разведчиков. В воздухе ощущался еле уловимый запах горящей древесины — бука. Идальго-Миллер глубоко вдохнул, и на его лице появилась блаженная улыбка. Она не осталось без внимания Спеддинга.

— Нам дым отечества так сладок и приятен, не так ли, Пабло? — с улыбкой спросил он.

— Да, сэр. Для меня и моей семьи Британия давно стала родиной.

— Если бы у нее было больше таких сыновей как ты, Пабло, то ее величие оставалось бы непоколебимо.

— Спасибо, сэр. Я делаю все, что в моих силах.