Валерий Попов - Культовый Питер

Помню, как в торжественные дни трехсотлетия города, когда в центр съехались самодержцы всех стран, бедные Евгении никуда не допускались, так что и плотник никак не мог проникнуть ко мне, чтобы починить сломанную дверь — его жалкую повозку не пропускали в парадный центр. В результате все торжественные дни я прожил без двери — но что значат бедные Евгении, когда Империя торжествует?

Живу я волею судеб как раз на перекрестке, где мы остановились, на пересечении Невского и Большой Морской, напротив дома Елисеева. Тут внизу был оружейный магазин, где, по одной из легенд, секундант Данзас покупал револьверы для пушкинской дуэли. Кроме того, тут был и знаменитый картежный стол, где волею Пушкина проигрался Германн. Я рад, что тоже вписался в историю этого дома. Как? В семидесятые годы из Парижа в Петербург привезли последнюю поэтессу Серебряного века, подругу Гумилева, Ирину Одоевцеву. Так было надо. Мол, у нас все в порядке и эмигранты, которые выжили, едут назад. Поселили ее как раз в доме против Елисеева. Ей было за девяносто, но она была блистательна, как всегда, и в квартире окнами во двор сразу же расцвел вокруг нее замечательный «светский салон». Все, кто что-либо значил в литературе, были милостиво приняты ею. Задуманная «смычка современности с Серебряным веком» произошла в этом доме, и некоторый беспорядок, произведенный в нашем городе большевиками, из истории был благополучно изъят. Тем не менее записки Одоевцевой о ее жизни — «На берегах Невы» и на «Берегах Сены», которые она успела выпустить, рисуют прошедшую жизнь отнюдь не благостно, хотя и с присущей талантливому человеку добротой. Когда она умерла, не оставив наследников, ее квартиру по действующему тогда закону должен был унаследовать писатель — и им оказался я. При социализме писатели зависели от власти, и такому сомнительному в их глазах автору, как я, квартиру бы не дали — а при капитализме квартиры на Невском задаром уже не раздают. Но я проскользнул в узкую щель между социализмом и капитализмом, когда твердые законы советской власти еще действовали, но ее уже не было, и она не препятствовала моим планам.

Зато уж о своем доме, привольно раскинувшемся на две самых лучших в мире улицы — Невский и Большую Морскую, я знаю все. До его постройки как раз на этом месте была центральная часть деревянного Зимнего дворца императрицы Елизаветы Петровны. В середине 1760-х обветшавший дворец был разобран. Известно, что затем именно здесь была мастерская Фальконе, работавшего над Медным всадником. Екатерина II поручила создать на этом месте дворец к восемнадцатилетию великого князя Павла Петровича, своего сына, будущего императора. Архитектор Фельтен создал проект здания, схожего с недавно построенным домом № 15. Но дворец по неясным причинам построен не был.

Затем на этом месте по проекту архитектора Львова предполагалось построить огромное здание «Кабинета Ея императорского Величества», которое должно было включать в себя все дворцовые службы. Но Екатерина II скончалась, и стройка не началась.

Не было осуществлено и распоряжение императора Павла I о постройке на этом месте театра, хотя проект его создал Винченцо Бренна. Сумма, отпущенная на строительство, была растрачена.

Какое-то просто заколдованное место, островок вольнолюбия, доказывающий еще раз, что власть самодержцев в России отнюдь не всесильна, даже в столице!

От начатых, но незаконченных работ здесь долго оставался котлован, и дети из соседних домов (надо понимать, дети прислуги) после дождей тут катались на плотах.

И я рад, что здесь не было возведено очередное государственное учреждение. Иначе здесь не жить бы ни Ирине Одоевцевой, ни мне.

В 1804 году купцы-чаеторговцы братья Чаплины построили здесь большой дом, сохранившийся до настоящего времени. Старожилы до сих пор зовут его «чаплинским», хотя версии этого названия я слышал самые удивительные. По непроверенным данным, дом строил малоизвестный архитектор Беретти. Получился могучий красавец в стиле строгого классицизма, ставшего главным стилем при Екатерине II.

Знаменитый чаплинский магазин, торговавший не только чаем, но и «драгоценными плодами дикой промышленности сынов зимы — Камчадала, Алеута и Канадца», как писал Фаддей Булгарин, располагался на первом этаже на углу Невского и Большой Морской. Хозяева тоже жили на первом этаже, а верхние квартиры сдавали.

Уже в начальные свои годы дом этот стал пользоваться не совсем хорошей славой — здесь шла главная в городе игра в карты, и многие квартиры снимали знаменитые игроки. Одним из них был граф Александр Петрович Завадовский, сын знаменитого фаворита императрицы Екатерины II Петра Васильевича Завадовского, сенатора, тайного советника, первого министра народного просвещения Российской империи. Ближайшим другом его сына был Александр Грибоедов, подолгу гостивший у Александра Завадовского, и, по некоторым сведениям, именно тут он написал два первых акта прославившей его комедии «Горе от ума». Одна из самых громких историй, завязавшихся здесь, — знаменитая двойная дуэль из-за балерины Истоминой, воспетой Пушкиным: «Блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна». Завадовский должен был стреляться с Василием Шереметевым, собиравшимся жениться на Истоминой. Грибоедов, поскольку имел отношение к соблазнению Истоминой его другом Завадовским, должен был стреляться с другом Шереметева Якубовичем, впоследствии знаменитым декабристом. Шереметев был смертельно ранен. Дуэль Грибоедова и Якубовича была отложена и состоялась лишь в 1818 году в Тифлисе, где Якубович прострелил Грибоедову руку и воскликнул: «По крайней мере, хоть играть перестанешь!» Позже Завадовский состоял на учете в полиции как один из самых родовитых и неукротимых шулеров. Поэтому принято считать, что Германн из «Пиковой дамы» проигрался как раз в этом доме. Знаменитый игрок Огонь-Дугановский, тоже останавливавшийся здесь и в пух и прах обыгравший Пушкина перед самой его женитьбой, из-за чего пришлось продавать драгоценности молодой жены, изображен в «Пиковой даме» в образе Чекалинского.

И тут же жил родной брат Александра Завадовского, Василий, успешный чиновник, обер-прокурор Сената, в молодости сочинявший стихи и друживший с Пушкиным. Его красавице жене Пушкин посвятил стихи: «Все в ней гармония, все диво». Надо думать, Пушкин в этом доме бывал.

Тут жил и знаменитый историк Бантыш-Каменский, автор замечательного и весьма полного Словаря достопамятных людей России. В 1867 году здесь поселился композитор Модест Мусоргский. Широко известна его гениальность, как и его роковая слабость, столь распространенная на Руси и сгубившая Мусоргского. Любимым его местом был трактир «Малоярославец», расположенный тоже на Большой Морской, у самой арки Главного штаба.