Валерий Попов - Культовый Питер

Здесь была и редакция журнала «Нива», самого популярного в России, и знаменитый книжный магазин издательства Вольфа. Да, большая ответственность — жить в таком доме. Чтобы войти в его историю, надо немало совершить.

После революции здесь было открыто Петроградское отделение Госиздата, редакции издательств «Земля и Фабрика», «Ленкогиз», и уже на моей памяти здесь был магазин «Книги стран народной демократии», где стояли часовые очереди за монографиями Шагала, Пикассо и других западных художников, впервые появившихся в нашей стране.

Так что дом этот насквозь литературный и на «литературном» Невском один из самых заметных. Но этим домом ничего не кончается. Невский литературен до самого конца. Впереди, как всегда, «светла Адмиралтейская игла» и летит «кораблик желтый, негасимый, из Александровского сада». Два гения, с промежутком в сто пятьдесят лет, черпали здесь вдохновение. И другой гений, воскликнувший: «Нет ничего лучше Невского проспекта», — тоже проходил тут.

И более поздние времена оставили здесь свои следы. В советское время на доме № 15, бывшем Благородном Собрании, красовались несоразмерно большие буквы: «Кинотеатр Баррикада». И мы, юные скептики и насмешники, иронизировали: надо же быть такими идиотами — для такого знаменитого, элегантного угла не придумали ничего лучше «Баррикады». Настали другие времена. И «Баррикада» теперь закрыта. Ура! Зато через дорогу, на моем родном доме № 13 теперь написано: «Бистро «Барракуда». «Барракуда» заменила «Баррикаду». Наверное, это как раз то, за что мы боролись...

Во втором доме от конца (или от начала проспекта?) долгие десятилетия уже при моей жизни была редакция журнала «Нева». Время было советское, все это время ругали — и, безусловно, было за что. Широкая, но грязная мраморная лестница. Навсегда потухший камин на площадке. А дальше авторы расходилась по фанерным клетушкам, столь характерным для советских коммуналок, к своим редакторам. Там шли горячие споры, там курили, пили — в общем, кипела жизнь, и журнал был хорош и весьма популярен. Главный его редактор Борис Николаевич Никольский был строен, прям, строг, как и сейчас. Естественно, он был партийным назначенцем — иначе тогда главными редакторами и не становились, — но имел нрав прямой, твердый, самостоятельный, и журнал вовсе не был партийным рупором, и халтура даже на самую нужную тему тут не проходила. Помню, я встретил там еще совсем юного, но уже грустного Сергея Довлатова с толстой папкой в руке. «Вот, — сказал он. — Представляешь? Написал роман о рабочем классе, полгода угробил. Уж это-то напечатают, думал. И — не берут! То есть другие душу дьяволу продают. А я ее просто так подарил, бесплатно». Представляю себе, сколько души он туда вложил, скажет кто-нибудь. Да нисколько! Издевался и над собой, и над рабочим классом — над тем, вернее, как о нем принято было писать. И дьявол его жертвы на самом деле не принял, дьявол тоже неплохо соображал. И Довлатов сохранил себя до тех лет, до тех мест, где он смог по-настоящему проявиться.

Журнал «Нева» тоже дожил до лучших времен. И в девяностые годы в нем печатались лучшие тогда вещи. И все дело в Борисе Никольском. Он тоже дождался своего времени, когда все уже зависело не только от системы, но и от отдельных людей, — и тут Борис Николаевич показал себя. И вышли вещи переломные, о которых нельзя было говорить год назад, да нелегко было отстаивать их и теперь, — но Никольский, как Твардовский в свое время, совершил литературный переворот. И появились роман Дудинцева «Белые одежды», повесть Лидии Чуковской «Софья Петровна», блокадные записи Лихачева «Как мы выжили» и многое другое, немыслимое прежде, да и тогда довольно опасное.

То были лучшие годы. На общем подъеме Никольского избрали в Верховный Совет, который буквально светился тогда лицами самых лучших людей. Недавно Борис Николаевич выпустил книгу о том времени с горьким названием «Святая простота». Теперь «Невы» в этом доме нет. Причина, я думаю, понятна: «Не тем торгует, дохода не принесет! Стереть, как всю ленинградскую пыль!» Глупо, конечно. Всегда Невский был литературным проспектом, и кто не понимает этого — лишает город лица.

Невский проспект — не только музей под открытым небом. Он остается главной улицей города и в наши дни. Как и во времена Гоголя разного рода прохожие заполняют его в разное время суток. На рассвете сюда вылезают из щелей люди несчастные, бездомные — чаще всего их путь лежит через Садовую на Сенную площадь, где, разгружая товар, можно поправить свое благосостояние и здоровье.

Потом наступает время транспортной давки, и только лишь после этого Невский открывается во всей красоте, как лучшее место для гуляния, покупок и знакомств.

Именно здесь видно, что есть главное в жизни города в этот момент, как он изменился и чем он стал. Когда-то в дни советских праздников Невский заполняла шумная толпа с лозунгами и транспарантами. Считалось, что они славят власть, мудрое ее руководство — но страшно вспомнить, как плохо были одеты демонстранты, сколько пьяных было в толпе. Когда говорят, что в наши дни необыкновенно упала общественная нравственность, я вспоминаю те, так называемые праздничные дни! Зрелище валяющегося на тротуаре Невского, покрытого грязью «празднователя» вовсе не было чем-то необыкновенным — таких, пройдя по Невскому, можно было насчитать десятки, и никто, включая милицию, не обращал на них особого внимания: «А что такого? Нормально!» Что удивительно, почему-то в советские времена именно на праздники, особенно на 1 Мая и 7 Ноября, была удивительно мерзкая погода, летел мокрый снег. Казалось бы, время демонстраций миновало — но вдруг совсем недавно, в день объявления отмены так называемых льгот, на самом деле лишающих пенсионеров бесплатного проезда, демонстранты вдруг снова собрались на Невском, перегородили проезд — и добились дешевых проездных карточек. По-прежнему на Невском видно все самое главное в нашем городе. Стоят пацифисты у памятника Гоголю с транспарантами «Прекратить войну в Чечне!». У Гостиного бодрые старушки и с ними очень мрачные юноши продают газетки с портретами Сталина и, как ни странно, свергнутого и расстрелянного царя. Тут же и бородатые анархисты с черными знаменами.

Но в праздники Невский теперь демонстрантами не запружен. Да и праздники теперь другие. Толпы молодежи тесно идут на рок-концерты на Дворцовой. В дни игр «Зенита» проспект заполняется размалеванными в сине-белые цвета болельщиками. Или вдруг всю ширь его заполняют своими голубыми или зелеными фуражками боевые друзья: десантники или «погранцы». Увидев давнего друга, кто-то с воплем бросается через весь проспект. Нередко возникают драки — не проверив свою «боевую удаль», бойцы не расходятся.