Коллектив авторов - Черта (сборник)

Таков был взгляд изнутри этой трагической колонны. А самое известное свидетельство того, как это выглядело со стороны, оставил Александр Герцен, описавший в «Былом и думах» случившуюся у него в 1835 году в районе Перми встречу с офицером, сопровождавшим кантонистов.

«Привели малюток и построили в правильный фронт. Это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видал – бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати еще кое-как держались, но малютки восьми, десяти лет… Ни одна черная кисть не вызовет такого ужаса на холст. Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо равнявших их; белые губы, синие круги под глазами показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу».

Надо понимать: Герцен встретил этот этап кантонистов более чем в тысяче километров от Черты, и путь этот дети проделали пешком.

Известный еврейский историк, участник палестинофильского движения Саул Гинзбург назвал свою работу о кантонистах «Мученики-дети» – тот случай, когда название говорит само за себя. Но очевидно, что никакие психологические нюансы и, более того, демографические потери не смущали чиновников Николая I, именно таким образом организовавших набор кантонистов. Чем же в таком случае они руководствовались?

Логичными выглядят два объяснения. Первое состоит в том, что демографическая убыль еврейского населения не смущала государственную власть. Напротив, рост численности евреев, происходивший за счет многодетности семей, соблюдавших традиционный уклад жизни, а также вследствие других причин, описанных в главе «География и демография Черты», вызывал в правящих кругах беспокойство.

Другое объяснение касается подлинной цели еврейской рекрутчины, которая состояла не в укреплении регулярной армии, до службы в которой доживали далеко не все кантонисты, а в перевоспитании попадавших в казарменные условия молодых людей. Воздействовать гораздо проще на того, кто лишен поддержки, кто физически и психологически не может противостоять давлению, и дети, оторванные навсегда от семей, представляли собой идеальный материал для такого перевоспитания. Это подтверждалось и статистикой. Вот что можно прочитать про уже упомянутый выше Архангельский полубатальон кантонистов: «Младшие быстро обращались в православие, более взрослые (12–15 лет) сопротивлялись дольше. К началу 1855 весь полубатальон был окрещен, за исключением одного 17-летнего кантониста. Он сильно упорствовал, за что ему ежедневно перед обедом давали по 100 и более розог. С отменой в 1856 г. заведений военных кантонистов он был зачислен в Архангельский гарнизонный батальон, оставаясь в еврейском законе».

Так было ли массовое обращение евреев в православие изначальной задачей еврейской рекрутчины, или оно только потом стало ключевым показателем успешности привлечения евреев к военной службе?

Вернемся к тексту Устава 1827 года. В разделе XIV «О обрядах веры между военнослужащими евреями» обещано, что призванные в армию смогут свободно исполнять традиционные обряды в свободное от службы время, а начальству вменяется в обязанность следить, чтобы этому не чинилось препятствий. Последовавший двумя годами позже циркуляр Военного министерства и вовсе предписывал освобождать еврейских солдат от работ в дни главных иудейских праздников.

На практике вопрос перехода в православие призванных поначалу тоже не стоял во главе угла, что описано в целом ряде исторических исследований на эту тему. В частности, существует статистика, показывающая, что за первые полтора года после введения повинности в батальонах кантонистов православие приняли лишь 6,6 % подростков. Если добавить к этому, что пять батальонов из семи созданных сначала размещались на территории черты оседлости, можно заключить, что миссионерская деятельность не значилась в числе первых приоритетов власти.

Есть интересное свидетельство посещения императором первых подразделений, где служили евреи-рекруты, в 1827 году направленные на флот, в Кронштадт. Николай I остался доволен увиденным и велел выдать всем евреям по одному рублю, фунту говядины и чарке вина. А принявшим православие – по пять рублей, два фунта говядины и две чарки вина. Выплаты, естественно, были учтены, и учет этот гласит, что из 305 человек по пять рублей получили пятеро – то есть менее 3 %.

Ничем иным, кроме невысокой активности властей на начальном этапе реформы, объяснить столь низкие цифры невозможно. Более того: принуждение к крещению не поощрялось, как и было предписано указом. Известно, например, о распоряжении начальника III отделения Собственной его императорского величества канцелярии генерала Бенкендорфа, запрещавшем начальникам кантонистских батальонов крестить еврейских мальчиков принудительно.

Но в то же самое время в многочисленных воспоминаниях бывших кантонистов мы встречаем совсем другую картину. Вернемся к Израилю Ицковичу: «Командир при первом осмотре заявил перед батальоном, что, пока он будет жить, ни один не выйдет из вверенного ему батальона евреем, – и действительно, сдержал свое слово… упорствовавших он держал всю ночь на коленях возле своей кровати, а на другой день их держали без куска хлеба, придирались к ним и по всякому поводу пороли».

А вот эпизод из воспоминаний Берко Финкельштейна: «Истязания происходили большей частью во время купанья в реке… Бывало, ефрейтор схватит кого-нибудь из нас за голову, быстро окунет его в воду 10-15 раз подряд. Тот захлебывается, мечется, стараясь вырваться из рук, а ему ефрейтор кричит: “Крестись, освобожу”. Когда же мальчик все-таки согласия не давал, несчастного выбрасывали на берег. От такого купанья многие глохли».

Когда же был совершен поворот к столь жесткой, если не сказать дикой, политике? Статистика показывает, что резкое изменение произошло в начале 1840-х годов. Но идеологическую основу нового курса готовили с середины 1830-х, когда министр просвещения Уваров предложил для более полного отрицания лозунга Французской революции «Свобода. Равенство. Братство» триаду «Самодержавие. Православие. Народность». В то время царь после долгого перерыва стал вникать в статистические отчеты о числе крестившихся рекрутов. Из данных 1839 года он узнал, что православие приняла треть из них, однако более тщательная проверка в начале 1840-х годов показала, что цифры могут не соответствовать действительности, и речь снова идет едва ли не о нескольких процентах, как это было в конце 1820-х. Вот тогда и произошел крутой поворот: в 1843 году император приказал разработать инструкцию для полковых священников и требовал ежемесячных отчетов об успехах миссионерства в каждом регионе.