Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Да и для чего напрягаться, и что изменится, если уже достигнуто совершенство, равновесие всех действующих сил, гомеостаз и гармония соразмерности? А коль скоро все будет во всем совершенным, то все будет одинаковым, исчезнут все различия и не будет границ, — только бескрайняя, совершенная бесконечность. И все будет на своем месте, распределено равным образом по ширине и глубине Небес, о которых говорят, что их когда-то было 32 — по одному для каждой из сефирот и для 22 букв. Сегодня же, по соображениям экономии, их осталось только 7 — для Триединства и 4 углов мира, а после Судного дня останется, в конце концов, только одно Небо, всеобъемлющее и гомогенное, что тогда будет логично и исполнено смысла.

Но тогда не будет больше движения и времени, поскольку его я должен буду возвратить Богу, правда, без процентов, ибо Бог не любит процентов и строго-настрого запретил их под угрозой жесточайшего наказания в тех 5 заповедях, о которых Он забыл, когда вторично должен был передать скрижали Моисею. Тогда и моему алгоритму придет конец, словно часам, у которых кончилась пружина, и тогда я буду судить свои творения, потому что позволить себе вынести им приговор имею право только я один и никто больше, кроме, наверное, Бога, но Он до сей поры очень редко обращал внимание на творческие действия и их результаты, во всяком случае, не в смысле конструктивной критики, которая иногда в минуты отчаяния могла бы оказать мне существенную помощь, но ничего не поделаешь.

Известно мне также, что многие люди с вожделенной надеждой ожидают пришествия именно того дня, когда не будет ни смерти, ни страданий, ни боли, ни криков, но большинство из них не имеют ни малейшего представления о том, что ждет их на самом деле; и хотя я ничего не страшусь, я боюсь все-таки наступления этого дня, ибо даже для меня наступит тогда страшная, бесконечная скука, я буду страдать от потери своего любопытства, которое не на что будет направить, поскольку ничего не будет происходить, даже день не будет отступать перед ночью [70], чтобы затем вновь заступить ее место.

Небо больше не будет отделено от земли, и воды не будут собраны в одно место, мы все будем наслаждаться совершенством, погруженные в самих себя, а я могу только страстно надеяться, что я так и не пробужусь из этой спячки, иначе меня поглотит со всеми потрохами тоска по моей родине, бесконечному Космосу возможностей, и сам Бог не сможет утолить мою печаль по окончательно утраченной юности. Но пока еще время принадлежит мне, и я буду обращаться с ним крайне бережно, чтобы оно не утекло до той поры, когда Бог потребует его назад. Вот это, а именно разбазаривание времени, было бы самой большой глупостью, и нескончаемая скука была бы самым подходящим наказанием за нее, причем с немедленным приведением приговора в исполнение без каких-либо шансов на помилование.

Во всяком случае, мир, где отсутствует время, а без него нет движения, и поэтому нет энергии, и, стало быть, нет событий и переживаний, не назовешь иначе, чем Ничто, так как если нет энергии, то нет и материи, ибо только энергия удерживает материю и только материя несет в себе энергию, словно серафимы трон Бога (или это были херувимы, я вечно все путаю), а место, где полностью отсутствует материя, обычно определяют словом «ничто». Но как же можно этому радоваться и, главное, вожделеть прихода Ничто? Да, кто-то может этому радоваться, но я не могу, даже если в данный момент на меня нападет неодолимая усталость, ведь я, в конце концов, отнюдь не молод, но не для того я пробивался в трудах и страданиях сквозь хитросплетения Хаоса, чтобы затем только отдыхать.

В своих исканиях Бога люди, однако, идут довольно странным путем, разве не утверждали некоторые, что Бог — это сплошное Ничто [71]. Его не трогают такие понятия, как «здесь» и «сейчас». Мне лично всегда удавалось понять, почему и зачем людям приходят в голову такие мысли, ибо они так быстро забывают Бога, который постоянно отсутствует и которого можно обозначить как deus absconditus (лат., неведомый, сокрытый Бог. — Прим. пер. ). С глаз долой — из сердца вон, поэтому взывать к Нему полностью бесполезно, а посему можно очень просто представить Его как Ничто, если люди с их ограниченным интеллектом вообще могут думать о том, что такое Ничто (ничего не думать значительно проще, это люди в своей истории доказывали довольно часто).

Все бы хорошо, но люди, додумавшиеся до такого, выбрали чересчур запутанные пути. Они думали, что Бога просто нельзя себе представить во всем Его великолепии могуществе как Нечто, то есть сущность, определенную и ограниченную в пространстве и времени; но если уж представлять Бога, то Он выходит за границы мысли и знания, и при этом нельзя полагаться на человеческое восприятие, скорее Бога можно предположить как противоположный полюс этого жалкого мира, как не имеющее сущности, безымянное Ничто. С другой стороны, Бог не может быть всем, так как если все наполнено Божественным бытием, не остается места для каких-либо других видов Бытия, что, как я хотел бы заметить, соблазнило некоторых глубоких мыслителей к столь же глубокой мысли, что Сотворение этого мира стало возможным лишь в тот момент, когда Бог удалился из него.

Вывод, который хотя и близок к истине, но на один маленький квант отклоняется от точного попадания, ибо одного только ухода Бога никогда и ни при каких обстоятельствах недостаточно, чтобы создать даже самый маленький мирок. Или же они на полном серьезе хотят уверовать в то, что мир, после того как Бог удалился, может возникнуть сам по себе, без творца, в порядке самозарождения или в результате громкого хлопка? Но для людей такой вывод стал бы поистине катастрофическим, ведь им некого было бы объявить ответственным за все недостатки этого мира и все их недовольство выливалось бы в пустоту, как раз в Ничто. Поэтому люди вспомнили о своей логике и стали с чистым сердцем утверждать, что если Бог не может быть ограниченным Нечто или всеобъемлющим Все, тогда для Него остается только категория Ничто, что мы, в конце концов, должны были доказать.

Вот так высказался в свое время Дионисий Ареопагит [72], которого мы упомянем здесь с чувством глубокой печали, поскольку он был все-таки милым человеком, который, правда, не имел представления ни о чем и потому мог растолковать все. Так вот, милый Дионисий, как его называли друзья, говорил, что Бог не есть душа или дух, фантазия, представление или разум, что Он не имеет числа, порядка, величины или малости, никакого равенства или неравенства, что Он не видит, не движется, не покоится, силы у Него нет, и сам Он не сила и не любовь, что не обладает Он разумом, не имеет имени или знаний, не является тьмой или светом, заблуждением или истиной, Он, собственно говоря, вообще не есть то, что мы (он, конечно, имел в виду прежде всего себя) или кто-то другой может познать, так говорил милый Дионисий, и ничего лучшего он не знал, а я на эту тему высказываться не стану.