Андреас Шлипер - Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим

Если люди чего-то вдруг возжелают, то они становятся способными к выдающимся достижениям духа, хотя, к сожалению, очень часто это происходит не в то время и не на том месте, но лучше мы окутаем это вечным покрывалом безмолвия, чтобы никто и никогда не узнал об этом. Так что я не хочу вспоминать дальше, как люди однажды даже уверовали в то, что в своей собственной сексуальности они открыли глубокий религиозный смысл, как они потом в наготе и экстазе взывали к своим богам, как они приносили им в жертву мужское семя и даже кровь женщин, поскольку, в конце концов, среди улиц в Небесном Иерусалиме на Древе жизни [83]написано, что оно ежемесячно приносит плоды, словно для того, чтобы какое-нибудь метафизическое существо увидело в этом что-то ценное. Я, скажем так, испытываю при этом только отвращение и не ощущаю потребности в такого рода жертвах, ибо чем они могут быть мне полезны.

Поэтому не буду скрывать, что меня злят людские празднества, и я презираю людей, а их сборища на дух не выношу, и что бы они мне ни жертвовали, будь это сожжение чего бы то ни было или подношение в виде хлеба, мне это отнюдь не нравится, и я терпеть не могу смотреть на эти изобильные благодарственные жертвы [84]. Сначала я негодовал также на то, что людям не хватало смирения и почтения, когда они пытались установить со мной контакт, однако со временем злость уступила место чувству сожаления именно о том, что люди до сих пор так и не научились не растрачивать то самое короткое мгновение жизни, которое отпущено им в этом мире, на бездумную суету без смысла и цели.

Мне абсолютно безразлично, какой вид сексуальности выберут в конце концов люди, будут ли они безудержны или стыдливы, каких партнеров и какие способы заниматься сексом они предпочтут, в любом случае я буду приветствовать, если при этом они будут оттачивать и улучшать свою сноровку и не отлынивать от трудов, ибо в стремлении к совершенству нельзя забывать о наслаждении, а люди должны хорошо себя чувствовать в моем мире, а за вечный труд и старания лучшей наградой является наслаждение. Однако их брачные ритуалы, какими бы сложными и экзальтированными они ни были и сколько бы сил ни отдавали этому люди, влияют на течение этого мира не больше, чем танец токующих глухарей на лесной поляне. Я хотел бы подчеркнуть, что это очень и очень мало.

Ну, коль скоро мы говорим о дурных привычках людей, то не хочу умолчать об еще одной, которая всегда раздражает меня в высшей степени, и я не смогу простить ее людям легко и быстро, тем более что прощение не входит в мои задачи, ведь для этих целей есть другие. Речь идет не только о великой дерзости, которую люди позволили себе, изготавливая для себя изображения Бога и Дьявола, хотя они не имеют сколько-нибудь правильного понятия ни о Боге, ни обо мне. Тут я хочу добавить, что ни одного из нас не видели они во всем нашем великолепии перед своими очами, более того, здесь речь идет к тому же о высшей форме наглости и самонадеянности, совершенно непростительной, поскольку они эти изображения строят по своему образу и подобию. В результате получается, что эти изображения в некоторых местах какое-то время почитаются, словно живые существа, их купают, натирают мазями и подносят им еду, что я нахожу сильно преувеличенным, так как ни Бог, ни я не считаем необходимым, чтобы к нам относились подобным образом.

Ведь я сам присутствовал при всем почти с самого начала и могу как очевидец заверить, что Бог отнюдь не является пожилым господином [85][Книге пророка Даниила, с которой соотносятся эти и последующие высказывания Дьявола, сказано: «…воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его — как чистая волна» (Дан. 7:9); в немецком тексте буквально «der Alte» — «старик». — Прим. пер. ], как об этом сказано, с развевающейся бородой и длинными белыми волосами, которые на голове Его словно чистая волна, и во время Творения не накидывал Он белое одеяние на свои плечи, чтобы утереться, если нужно, хотя это наверняка потребовалось после того, как Он вдохнул в человека дух свой. Я до сих пор испытываю внутреннее сопротивление, когда вспоминаю эту сцену. Но к изображению Бога люди приблизились хотя бы чисто символически, ибо их страх перед Ним, очевидно, был всегда велик, и, кроме того, им было категорически и неоднократно воспрещено создавать изображение Бога, так что они потом остановились на простом треугольнике, обрамляющем око в лучах славы и венце облаков. Ибо Око Господне всегда бодрствует и не спит никогда, кроме как в тяжелые дни Творения, но тогда у Бога действительно было очень много дел, и стоило это Ему большого труда, поэтому Ему требовался покой в ночи и, конечно, в седьмой день. Поскольку Бог создал мир, а люди хотели сделать Его изображение, подобное им самим, они представили Его себе в качестве архитектора мироздания, а потому снабдили Его циркулем, однако в то время они не подумали, что зодчему пристало иметь к тому же и молоток [86], так как посредством молотка можно не только философствовать, но и создавать много разных вещей, поэтому много позже, когда люди сами себя осознали творцами, они пришли к мысли сделать циркуль и молоток своей эмблемой.

Богу люди еще оказывают уважение, которое не позволяет им делать слишком часто и слишком много Его образов, но, к сожалению, в свое время была упущена возможность одновременно запретить людям изображать Дьявола. По этой причине каждый считает себя вправе изготавливать изображения Дьявола без смысла и понятия, не оказывая мне при этом того почтения, которое принадлежит мне по праву. Если даже люди считают меня ничтожным, если они ненавидят меня, гнушаются мною, они не должны все-таки презирать меня, ведь я могущественнее их и останусь таковым до скончания всех дней, и если они уповают на помощь, милость и спасение от Бога, то этого они будут ожидать еще некоторое время, ибо конец всех дней еще далек, и Бог пока удалился из этого мира, а до того времени им придется смириться со мной, создателем этого мира. И если уж меня нельзя победить, поскольку никто меня до сих пор не побеждал, даже сам Бог, что Ему, возможно, удастся в конце всех дней, но пока еще ничего не решено, поскольку битва на равнине Армагеддона [в христианских представлениях — место эсхатологической битвы на исходе всех времен, в которой будут участвовать «цари всей земли обитаемой», (Апок. 16:14–16). — Прим. пер. ] еще не состоялась, хотя некоторые люди уже явно к ней приступили, то людям не удастся избавиться от меня, поэтому не лучше ли было бы для них, если бы они раз и навсегда примирились со своим положением и перестали бы со всей силой оскорблять и высмеивать Князя их мира.

За эти долгие годы мне пришлось уяснить себе, что люди никогда и ни при каких обстоятельствах не будут меня любить, несмотря на то, что я после изгнания их из Рая предоставил им мой мир в качестве убежища, и в нем людям живется, в принципе, неплохо, особенно если принять во внимание, что и в те времена, и сегодня моему миру не было и еще долго не будет никакой альтернативы. Я понял, что властелин не может рассчитывать на любовь, поскольку узами любви является благодарность, а коль скоро люди скверны, то они рвут эти узы при каждой возможности ради собственной выгоды. Боязнь же скреплена узами страха перед наказанием, который никогда не оставит людей. Таким образом, для меня давно решился спорный вопрос, что лучше — быть любимым или ненавидимым. Я отвечу так: самое лучшее, естественно, чтобы тебя любили и боялись, но поскольку трудно это объединить, то пусть лучше боятся, чем любят, если от чего-то одного все-таки приходится отказываться, ибо о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны, нерешительны и лицемерны, полны страха перед опасностью и полны жажды наживы [87].