Юрий Власов - Женевский счет

Это означало, что отныне русская жизнь будет втискиваться в формы, ей чуждые, а по духу — оскорбительные и унизительные.

Это означало и обездушенное отношение ко всей массе самого простого люда, соединяемого воедино лишь через православную церковь — подлинную матерь национального духа.

Это означало и развращение народа, низведение его существования до роли мировой ломовой лошади. Российские народы отдавались во власть чужих и чуждых ему сил. Народу это грозило самоуничтожением.

Именно подобный (и никакой другой) смысл вложил в запись Михаил Константинович. Нам через три четверти века она засветится вещим смыслом.

Вот каким увидел Петроград через несколько дней после Февральского переворота будущий белый вождь генерал барон Врангель:

«Первое, что поразило меня в Петербурге, это огромное количество красных бантов, украшавших почти всех. Они были видны не только на шатающихся по улицам, в расстегнутых шинелях, без оружия, солдатах… но и на щеголеватых штатских и значительном числе офицеров. Встречались элегантные кареты собственников с кучерами, разукрашенными красными лентами, и владельцами экипажей с приколотыми к шубам красными бантами. Я лично видел несколько старых заслуженных генералов, которые не побрезгали украсить форменное пальто модным революционным цветом. В числе прочих я встретил одного из лиц свиты Государя, тоже украсившего себя красным бантом; вензеля были спороты с погон; я не мог не выразить ему своего недоумения… Он явно был смущен и пытался отшучиваться: «Что делать, я только одет по форме — это новая форма одежды…» Общей трусостью, малодушием и раболепием перед новыми властителями многие перестарались. Я все эти дни постоянно ходил по городу пешком в генеральской форме с вензелями Наследника Цесаревича на погонах (и, конечно, без красного банта) и за все время не имел ни одного столкновения.

Эта трусливость и лакейское раболепие русского общества ярко сказались в первые дни смуты, и не только солдаты, младшие офицеры и мелкие чиновники, но и ближайшие к Государю лица и сами члены Императорской Фамилии были тому примером. В ужасные часы, пережитые Императрицей и Царскими Детьми в Царском, никто из близких к Царской Семье лиц не поспешил к Ним на помощь… В ряде газет появились «интервью» Великих Князей Кирилла Владимировича и Николая Михайловича, где они самым недостойным образом порочили отрекшегося Царя. Без возмущения нельзя было читать…»

7 или 8 марта Ленин в письме к Карпинскому в Женеву одобряет план Мартова о проезде через Германию в обмен на пленных немцев. Надо полагать, Вячеслав Алексеевич уже оправился от мысли, что ему придется расстаться с документами и вообще застрять на неопределенный срок в Швейцарии. В эти дни Владимир Ильич работает над тактикой большевиков в новых условиях. У него на сей счет свои соображения, которые, как покажут события, принципиально расходятся с мнением большинства. Да какого там большинства — со всеми.

3 апреля Петроград будет встречать Ленина.

Ни постоянная умственная работа, ни наследственная склонность к атеросклерозу [70] «…Основой болезни Владимира Ильича считали затвердевание стенок сосудов (артериосклероз)…» — из сообщения Н. А. Семашко о вскрытии тела Ленина («Известия», № 2055, 25 января 1924 г.). , ни загнанная внутрь «оплошная болезнь» [71] Споры по этому поводу продолжаются и сегодня. За последнее время на эту тему было немало публикаций, но доказать или опровергнуть факт «оплошной болезни» однозначно никому не удалось. — Прим, ред. , к новейшим средствам лечения которой Владимир Ильич проявляет определенный интерес (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 20, — ведь не о лекарствах, исцеляющих тиф или туберкулез, это знание), пока еще не дают себя знать.

По воспоминаниям Георгия Яковлевича Лозгачева-Елизарова — приемного сына сестры Ленина Анны Ильиничны, — Владимира Ильича переполняла энергия.

«Ранним утром 4 апреля я пробудился, услышав в коридоре голоса, среди которых выделялся чей-то незнакомый мне картавящий веселый мужской голос… — рассказывает Георгий Яковлевич, в ту пору просто Гора. — Я быстро вскочил с постели, приоткрыл дверь и выглянул в коридор.

Как раз напротив моей комнаты стоял коренастый, небольшого роста, широкоплечий человек, в каком-то полувоенном зеленом суконном костюме вроде френча с тиснеными кожаными пуговицами, похожими на футбольные мячики. На ногах у него были простые ботинки с толстенными подошвами.

Я догадался, что это и был Владимир Ильич. Он только что успел умыться и стоял теперь у открытой двери в ванную, вытирая полотенцем лицо и большую покрасневшую лысину, забавно фыркая при этом…

В те далекие дни 1917 года Владимир Ильич сравнительно мало времени проводил дома. Поднимался рано и, уезжая по утрам, нередко брал меня с собой «прокатиться».

Возвращался домой Владимир Ильич всегда шумным, оживленным, делясь за столом новостями о последних событиях с родными и обсуждая их.

Некоторую часть свободного времени, отдыха ради, Владимир Ильич охотно уделял мне, затевая возню и шумные игры… против чего Анна Ильинична не возражала и следила лишь, чтобы мы чего-нибудь не разбили. Мягкосердечную Надежду Константиновну наши игры приводили в ужас… А вообще-то говоря, с точки зрения хозяйки, Анны Ильиничны, было чему и ужасаться: во время нашей возни по всей квартире бывало, что стулья летели на пол и даже столы перевертывались!..»

Итак, джинн самой сокрушительной революции в истории человечества — на свободе! Правда, он ее и не был лишен, этой свободы. Но мирное пребывание в Цюрихе довело градус внутреннего давления страсти и мысли до сверхвозможных величин — куда там бутылочному заточению!

Итак, долой братоубийственную войну!

Долой капиталистов!

Вся власть рабочим и крестьянам!

Да здравствует социалистическая революция!..

«8 марта утром в ставку прибыли командированные Временным правительством комиссары, — возвращает нас в те дни Дитерихс, — А. А. Бубликов, С. Т. Грибунин, И. И. Калинин и В. М. Вершинин для выполнения постановления об аресте Государя и перевозке его в Царское Село. Лично к Государю они не заявились и его не беспокоили и ограничились сношениями с генералом Алексеевым. Непосредственная их деятельность выразилась в формировании поезда и отборе тех приближенных лиц, коим было предоставлено сопровождать Царя в Царское Село. Поезд в составе 10 вагонов был составлен… десятым вагоном, прицепленным в конце состава, был… вагон комиссаров…

Поезд отошел из Могилева в 4 часа 53 минуты дня 8 марта, всего на 53 минуты позже, чем в Царском Селе закрылись ворота за выехавшим из дворца генералом Корниловым, арестовавшим по постановлению Временного правительства Государыню и Царских Детей…»