Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Таким образом, кроме Карамышева, выросшего в крестьянской семье, остальные подсудимые были пролетарского происхождения и имели низшее образование. Никто из них не был ранее судим, напротив, они неоднократно поощрялись за свою работу. Так, Трушкин имел несколько поощрений и благодарностей, Гарбузов был награжден знаком «Почетного работника ВЧК-ГПУ» в 1938 г., Воронина «несколько раз премировали за хорошую работу в органах НКВД», а Карамышев даже был награжден орденом Ленина в 1937 г. [1289]

Обвиняемые применяли стратегию защиты, которая имела несколько аспектов. Прежде всего, Карамышев ни на секунду не допускал сомнений в необходимости и правильности той деятельности, которую под его руководством осуществляло областное управление НКВД. Он неустанно подчеркивал большие достижения управления и трудности, которые чекисты преодолели в устранении огромных экономических и организационных проблем, особенно на судостроительных заводах, при этом действуя в обстановке постоянной внутренней и внешней угрозы. «Здесь активно работала английская, немецкая, японская и польская разведка, особенно польская. […] Было очень трудно ориентироваться. В 1938 г. […] здесь же на крупных заводах, особенно, кораблестроения, были засорены классово-чуждым элементом. Здесь же была родина Троцкого. […] Мы имели большой размах по уничтожению врагов, но все равно их разведка так работала, что не успели еще поставить на з[аво]де “Марти” агрегат, как уже стало об этом известно в иностранной прессе», — заявлял суду Карамышев [1290].

Все обвиняемые в один голос подчеркивали, что в отношении тех лиц, которых они арестовывали и допрашивали, у них имелось достаточное количество как изобличающих агентурных материалов, так и показаний свидетелей, которые они расценивали как равноценные вещественным доказательствам [1291]. Кроме того, они снова и снова приводили примеры, наглядно свидетельствовавшие, что их действия осуществлялись в непосредственном контакте и даже при прямом активном участии партийных органов и прокуратуры, особенно в тех случаях, когда речь шла о лицах с высоким политическим и административным статусом [1292].

В качестве неопровержимого доказательства фактического участия бывших подследственных в антисоветской контрреволюционной троцкистской группе, что, в свою очередь, задним числом полностью оправдывало их арест летом 1938 г., все четверо чекистов называли материалы агентурного дела «Ретивые», заведенного в августе 1939 г. Неоднократно они также подчеркивали то обстоятельство, что это агентурное дело было заведено и разрабатывалось при активной поддержке действующего начальника УНКВД по Николаевской области Юрченко.

Что же касается свидетелей обвинения из числа работников судостроительных заводов, в первую очередь тех, которые были арестованы по делу о пожаре, то подсудимые чекисты характеризовали их как сомнительных свидетелей, в особенности потому, что те имели подозрительное прошлое, часть из них была исключена в свое время из партии, и теперь они были озлоблены своим арестом и заключением под стражу. Для Карамышева освобожденные не были настоящими коммунистами, поскольку они слишком быстро дали признательные показания, да еще и неопытному следователю: «Но ведь мы дело имели с коммунистами в большинстве, и я все же удивлен, почему они с первых дней некоторые давали показание о признании еще такому следователю, как Федотову, молодому, неопытному работнику. Я все же хочу отметить, что ряд лиц по освобождении все же не были восстановлены в партии, и это вполне правильно» [1293].

Компрометирующие показания большинства своих бывших коллег обвиняемые сотрудники НКВД расценивали как желание свести с ними «личные счеты», поскольку как Карамышев, так и Трушкин якобы неоднократно наказывали этих сотрудников за то, что они своими противоправными действиями нарушали закон. Согласно Карамышеву, эти свидетели не заслуживали доверия и действовали исключительно «в интересах карьеры и личной выгоды» [1294].

Из всех подсудимых чекистов именно Карамышев в первую очередь отличался умением продемонстрировать — как в ходе предварительного следствия, так и на суде — свою безупречную преданность партии и государству. Карамышев последовательно оспаривал все выдвинутые в его отношении обвинения и подчеркивал, что он, напротив, как в прошлом, так и настоящем делал все, чтобы воспрепятствовать нарушениям социалистической законности. Так, его первым действием на посту начальника УНКВД по Николаевской области стала ликвидация в апреле 1938 г. «специальной комнаты для избиения арестованных», которую завел его предшественник на посту начальника управления И.Б. Фишер [1295].

Непосредственно на самом процессе Карамышев попытался использовать в своих интересах выводы двух комиссий, которые по заданию НКВД Украинской ССР в конце сентября 1938 г. и в январе 1939 г. под руководством Н.Д. Горлинского проверяли деятельность УНКВД по Николаевской области, в том числе — областной тройки при УНКВД. При этом в январе 1939 г. Горлинский действовал уже в ранге заместителя народного комиссара внутренних дел УССР. Согласно заявлению Карамышева, комиссия Горлинского охарактеризовала его как начальника управления НКВД «одного из лучших областных городов Украины» и не имела к нему «никаких претензий» [1296]. Секретно-политический отдел под руководством Трушкина также получил исключительно хорошие оценки [1297]. Все ошибки в работе управления, отмеченные комиссиями, — и в этом Карамышева подержал также Трушкин — были чекистами учтены и устранены. В первую очередь речь шла, согласно Трушкину, об улучшении агентурной работы, как того требовало постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. [1298]

По собственным показаниям Карамышева, после инспекции в сентябре 1938 г., а также потом, после 17 ноября 1938 г., он работал не покладая рук, проведя целый ряд дисциплинарных расследований в отношении сотрудников управления, выделявшихся «ненормальностями» в работе или склонными к нарушению социалистической законности. В случае с некоторыми чекистами это позднее даже привело к аресту и осуждению на длительные сроки лагерного заключения. В качестве наиболее яркого примера Карамышев неоднократно приводил свои действия в отношении бывшего начальника Владимировского РО НКВД З.Д. Лившица. Кроме Лившица он упоминал также других начальников районных отделов НКВД, а именно Гавриленко и Дарова, которых он также отдал под суд [1299]. Поименно Карамышев также называл И.Г. Белова [1300], которого он за произвольные аресты сажал под арест на 20 дней [1301], а также Н.Д. Лавриненко [1302], А.И. Мишустина [1303], Мартыненко [1304], Л.И. Винницкого [1305]и Ю.М. Побережного [1306]. В отношении этих сотрудников НКВД Карамышевым применялись дисциплинарные взыскания, перевод на другие должности и, в качестве исключения, увольнение из органов [1307]. «Если имели отдельные случаи со стороны сотрудников, незаконные методы следствия, то я на таких сотрудников налагал дисциплинарные взыскания, поручал коменданту обходить комнаты и обязал вести наблюдение Гончарова [1308]— помГощника] нач[альника] Управления», — заявлял на суде Карамышев [1309].