Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Эта аргументация Карамышева основывалась на стратегии, выработанной им еще во время следствия. Она сводилась к тому, чтобы представить все расследование в его отношении и отношении его сотрудников тенденциозным, в то же время выставив самих чекистов в лучшем свете. Карамышев неоднократно заявлял о деляческом, «беспринципном и провокационном подходе к делу» и к подбору свидетелей. Вот несколько образчиков критических заявлений Карамышева: «[…] данные о работе судебной тройки, изложенные в акте комиссии, который составлялся следователем Бурдан, скрывают сущность дела и фальсифицируют положение вещей» [1310]или «Директива НКВД СССР № 00606 комментируется следствием произвольно и на основании тенденциозно подобранных данных» [1311].

В этом Карамышев получал активную поддержку от Трушкина. Тот неоднократно жаловался как в ходе предварительного следствия, так и непосредственного на суде на оказываемое на него давление, фальсификацию показаний свидетелей и даже на избиения [1312]. Трушкин не воспринимал большое число освобождений бывших арестованных как знак того, что сотрудники его отдела ошибались, для него волна освобождений была лишь признаком того, что власть бросилась из одной крайности в другую. Карамышев в свою очередь высказывал недовольство по поводу того, что следствие и суд не упоминали его высокие политические должности и награды, а также замалчивали «самоотверженное выполнение важнейших правительственных заданий». Все это было, считал Карамышев, чем угодно, «но только не партийнообъективным подходом» [1313].

Полностью в духе постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. Карамышев объяснял самому себе и трибуналу нечестное ведение предварительного следствия и сформулированные следователями преувеличенные обвинения проникновением в органы НКВД «врагов народа», которые все еще занимаются своим черным делом. На Украине такими «врагами народа» были протеже Успенского, в том числе и следователи, которые вели предварительное следствие по его делу. Указание на связь с бывшим наркомом внутренних дел УССР Успенским было тяжелым обвинением, поскольку «враг народа Успенский», чтобы избежать грозившего ему ареста, скрылся и перешел на нелегальное положение («Труп мой […] ищите в Днепре»), был с большим трудом пойман, осужден и расстрелян [1314]. В частности, Карамышев заявлял: «Все эти Твердохлебовы, Калужские — это ставленники Успенского, которые перебили добрую половину чекистских кадров, то же они сделали и со мной, неправильно информируя руководство» [1315].

Проводя разделение на добрых и злых чекистов, Карамышев открыл для себя и для других обвиняемых возможность, во-первых, отнести себя к «светлой» стороне, во-вторых, объяснить таким образом все ошибки и эксцессы в деятельности органов госбезопасности. Так, в отношении себя лично Карамышев, Трушкин, Гарбузов и Воронин признавали только наличие в работе «отдельных недостатков», но ни в коем случае не совершение преступлений [1316]. Если же ошибки и эксцессы все же имели у них место, то в этом, согласно Карамышеву, были опять-таки виноваты пробравшиеся в органы «враги», деятельность которых сделала эти ошибки неизбежными: «[…] нужно учесть тот период времени — в органах НКВД оказалось большое количество врагов, которые вместо правильного руководства пошли по вражеской линии, и, как результат этого, имелось много ошибок не только у нас, но и в других местах» [1317]. Далее он риторически вопрошал: «Что я мог сделать в этих реальных условиях? Известно, что субъективная воля отдельных работников здесь оказывалась бессильной. — И тем не менее я делал все для того, чтобы исключить возможность этих ошибок, а допущенные ошибки — исправить» [1318].

Чтобы реабилитировать себя как можно больше, Карамышев оспаривал на этом основании каждый пункт со стороны обвинения. В ответ на обвинение в том, что он создал в управлении общий климат, способствовавший применению физического воздействия, то бишь пыток, сначала ссылался на разрешение со стороны московского руководства применять меры физического воздействия в отношении отдельных «враждебных элементов» [1319]. Кроме этого, он утверждал, что в лучшем случае лишь пять раз давал своим подчиненным санкцию на применение этих мер, и каждый раз у него были для этого весомые основания, например, когда Деревянченко набросился на следователя [1320]. Что же касается тех случаев применения «незаконных методов следствия», когда его санкция отсутствовала, то Карамышев объяснял этот недосмотр своей перегруженностью в работе, а также тем, что ему не сообщали об избиениях ни его заместитель, ни другие его подчиненные. Дословно Карамышев показал следующее: «[…] мои частые отсутствия были использованы в отделах, а возможно, Поясов больше знал о незаконных методах следствия, но он мне не говорил. Если еще присовокупить мои депутатские обязанности и обязанности как члена обкома, то я часто отсутствовал» [1321]. Обвинение в неправомерных арестах бывший начальник УНКВД по Николаевской области также отклонял, ссылаясь в важнейших случаях на прямые приказы Москвы или Киева [1322].

Карамышев также напрочь отрицал нарушение предписаний директивы № 00606 «Об образовании Особых Троек для рассмотрения дел на арестованных в порядке приказов НКВД СССР № 00485 и других» за подписью Н.И. Ежова от 17 сентября 1938 г., согласно которой были учреждены так называемые «националы ные» тройки (в источниках также часто именуются судебными тройками) [1323]. Но у следствия имелись документальные подтверждения того, что Карамышев действовал вопреки предписаниям директивы № 00606 и дополнявшего ее циркуляра № 189, согласно которым осуждению «национальными» тройками подлежали только лица, арестованные до 1 августа 1938 г. Кроме того, «национальная» тройка была карательной инстанцией, предусмотренной исключительно для внесудебного осуждения представителей национальных диаспор, ставших объектом национальных операций НКВД, однако в Николаевской области ее использовали также для осуждения значительного числа русских, украинцев, евреев и представителей других национальностей. Не соблюдалось также ограничение, в соответствии с которым этим тройкам запрещалось осуждать специалистов высокой квалификации.

Карамышев утверждал в свою защиту, что все эти нарушения имели место в исключительных случаях, причем зачастую с санкции Киева или Москвы. Так, например, Успенский, пр его словам, дал разрешение на то, чтобы контингент жертв тройки мог до 30 % состоять из представителей «непрофильных» национальностей [1324]. Когда в таких случаях тройкой осуждались русские, украинцы и евреи, то речь шла о нарушителях границы и / или о лицах, проходивших по групповым делам. Эти группы якобы ни в коем случае нельзя было разделять, «исходя из госуд[арственных] интересов» [1325]. В итоге Карамышев подчеркивал: «Я считал и считаю, что судебная тройка действовала вполне правильно и в интересах государственной безопасности» [1326].