Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Предварительное следствие и суд над чекистами оставляют в целом впечатление корректного формально-юридического действия. Время содержания подследственных под стражей было соблюдено, пытки не применялись, и только в редких случаях речь шла о психологическом давлении. Подсудимые получили в свое распоряжение все необходимые документы, и за небольшим исключением суд удовлетворил все их просьбы о вызове свидетелей и предоставлении дополнительных материалов.

Стратегия Карамьппева оказалась успешной. Военный трибунал войск НКВД 4 января 1941 г. оправдал его. Кроме того, освобожден был также Гарбузов. Двухлетний срок лагерного заключения был заменен ему на трехлетний условный срок, при этом суд отметил, что Гарбузов не представляет опасности для общества. Его «подельник» Воронин был приговорен к трем годам лишения свободы. Гарбузов и Воронин были осуждены согласно статье 206-17 УК УССР (должностные преступления), пункт «а», хотя изначально им вменялись преступления, которые наказывались согласно пункту «б» этой же статьи. Тяжелее всех был наказан Трушкин, но и он смог отделаться сравнительно легко. Согласно пункту «б» статьи 206-17 он был приговорен к ВМН — расстрелу, но, учитывая его непрерывную, начиная с 19 лет, службу в органах государственной безопасности и Красной Армии, а также то, что преступления были совершены им не из корыстных интересов, трибунал помиловал Трушкина и заменил ему смертный приговор на восемь лет лишения свободы [1343].

Трибунал считал доказанным, что Трушкин проводил аресты рабочих и служащих, не имея достаточных на то оснований, а также путем грубого нарушения порядка судопроизводства и конституционных прав подследственных, то есть посредством грубости, оскорблений, «выстоек», угроз и беспрерывных допросов, искусственно создал на судостроительном заводе № 200 «троцкистскую группу». Далее в приговоре указывалось, что подчиненные Трушкина в его присутствии избивали арестованных, и в одном из случаев он лично приложил руку к избиениям. Важное место в приговоре занимали обвинения в самовольном исправлении протоколов допросов, давлении на заключенных с целью получения требуемых показаний, в поощрении заведомой клеветы со стороны свидетелей, превышении сроков содержания подследственных под стражей, в неправомерном освобождении обвиняемых. Суд смог документально доказать в отношении Трушкина фальсификацию дат арестов, а также хранение на квартире совершенно секретных документов.

Такие же преступления вменялись Воронину и Гарбузову, однако признавалась меньшая степень их виновности. Кроме того, многие из обвинений в отношении Гарбузова трибунал не смог подкрепить документальными доказательствами. Свою положительную роль сыграло и то, что Гарбузов в свое время выступил с инициативой освобождения арестованных, о чем он неоднократно заявлял в ходе следствия. История с агентурным делом «Ретивые» не повлияла на вынесенный приговор, поскольку Никольский, он же агент «Герд», отказался от своих показаний.

Освобождение Карамышева было обусловлено тем, что трибунал фактически согласился с его защитой по каждому пункту. Дисциплинарные взыскания, наложенные Карамышевым на ряд сотрудников, расценивались в обосновании приговора как решающий вклад в сохранение социалистической законности. Неправомочные аресты были отнесены на счет Успенского, а не Карамышева. Трибунал также продемонстрировал большое понимание ситуации в случае с запрещенным использованием «национальной» тройки как карательной инстанции для осуждения украинцев, русских и евреев. Судьи заимствовали один к одному аргументацию Карамышева, согласно которой тот имел на это полное право, поскольку эти люди были якобы изобличены в шпионаже, саботаже и терроре, то есть в преступлениях, тесно связанных с заграницей. Трибунал в своей солидарности с подсудимыми пошел еще на шаг дальше, позволив себе критику директивы № 00606 и дополнительного циркуляра № 189. В частности, в приговоре трибунала говорилось: «Утверждение акта, запрещающее рассматривать дела лиц этих национальностей, упуская из виду контрреволюционную деятельность этих лиц, расслабляет борьбу органов с к-р элементами» [1344]. Суд также принял на веру интерпретацию Карамьппева, согласно которой он не осуждал специалистов высокой квалификации через «национальную» тройку.

Суд со снисходительностью отнесся и ко всему, что могло расцениваться как служебное преступление, поскольку речь якобы шла об отдельных инцидентах, вызванных оперативной необходимостью. Это в первую очередь касалось неправомерных осуждений тройкой лиц, арестованных после 1 августа 1938 г., а также исправлений протоколов заседаний тройки задним числом [1345].

Главным козлом отпущения трибунал выставил Трушкина в двойной роли преступника и организатора нарушений социалистической законности. Зато все остальное руководство УНКВД по Николаевской области суд щадил всеми возможными способами, при этом дальше всего в этом направлении судьи зашли в отношении Карамышева.

Оправдательный приговор в отношении Карамышева был, по его словам, «сочувственно встречен основной массой чекистского коллектива». Самого Карамышева он был призван вернуть «к жизни того коллектива», с которым тот был «органически связан и активно боролся на передовых участках классовой борьбы, отстаивая позиции партии и советской власти» [1346].

Тем большим был шок, когда спустя пять дней после освобождения, 9 января 1941 г., последовал очередной арест Карамышева. В своем письме секретарю ЦК КП(б) Украины и председателю Верховного Совета УССР М.А. Бурмистенко он писал: «Это выше моих сил», — по-прежнему веря «в торжество большевистской правды» [1347].

Чего Карамышев не мог знать, так это того, что председательствующий Военного трибунала войск НКВД Киевского особого военного округа Гурьев уже 4 января 1941 г., в день вынесения оправдательного приговора, официально изложил свое «особое мнение». В этом документе Гурьев, хотя и не критиковал оправдательный приговор Карамышева, тем не менее охарактеризовал приговор, вынесенный в отношении Трушкина и Воронина как чересчур «мягкий» [1348]. «Особое мнение» Гурьева, а также соответствующий протест, который вслед за этим с большой вероятностью был направлен в адрес народного комиссара юстиции СССР, очевидно, стали главной причиной повторного ареста Карамышева и Гарбузова.

Формальное решение о возобновлении судебной процедуры в ходе апелляционного производства было принято только спустя два месяца после завершения первого процесса, 4 марта 1941 г. Это решение принималось на высшем московском уровне — Военной коллегией Верховного Суда СССР. Важнейшей новацией по сравнению с. первым судебным процессом было то, что оба народных заседателя, которые несли ответственность за неприемлемый приговор, были целенаправленно заменены двумя сотрудниками НКВД, Свирским и Воедило. Был заменен и председательствующий — вместо Гурьева трибунал возглавил военный юрист Фельдман. Это, наряду с немедленным повторным арестом Карамышева, было еще одним признаком того, что приговор от 4 января 1941 г. вызвал резкое недовольство Москвы. «Особое мнение» Гурьева не спасло ситуацию [1349].