Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Именно на бывшее руководство НКВД перекладывали вину за преступления все осужденные, представляя себя наивными, обманутыми, исполнительными «советскими патриотами». В письме Сталину от 1 декабря 1940 г. Кораблев писал, что не виноват, это была практика работы всего НКВД УССР во главе с Успенским. Он спрашивал: «почему должен нести такую тяжелую кару? Ведь я патриот своей родины. Советский человек» [1584]. Остальные обвиняемые перекладывали вину на Кораблева, а через несколько лет заявляли о полной непричастности к избиениям и другим нарушениям.

При этом все решительно отметали какие-либо подозрения со стороны следствия в асоциальном или психопатологическом поведении. В 1941 г., в последних показаниях перед вынесением приговора Ширин заявил: «Я не изверг и не садист. У меня не было и не могло быть никаких корыстных побуждений или личной заинтересованности. Я всегда был и остаюсь до конца жизни, вне зависимости от показаний, верным сыном своей родины, которую я — в прошлом бесправный еврей — обрел […]. Я не был самостоятельным работником […]. В моем преступлении нет особо отягчающих последствий […]. Я не убивал людей и не причинял им то, что могло вызвать такие последствия» [1585]. В ходе расследования нарушений законности отчетливо заметны попытки увести от наказания значительную часть сотрудников, принимавших участие в массовых операциях. Даже наказание в виде увольнения из органов НКВД производилось в формулировками «в связи с компрометирующими материалами», но не за нарушения законности. На наш взгляд, стоит учитывать, что среди причин достаточно массовых увольнений была деморализация личного состава УНКВД. Это проявлялось в дисфункциональном поведении, включая профессиональную некомпетентность, нежелание работать, а также в отклоняющемся поведении, которое характеризуется асоциальными привычками и склонностями, усвоением элементов криминальной субкультуры, правовым нигилизмом (пьянки, связи с проститутками, присваивание вещей арестованных). Наказанию не подвергались сотрудники, направленные в Западную Украину и боровшиеся против ОУН, УПА. В ходе десталинизации и первой волны реабилитации жертв политических репрессий во второй половине 1950-х гг. каратели также не понесли должного наказания. Публичное осуждение их действий было невозможно, ибо грозило самим основам существования коммунистического режима, построенного на терроре и фальсификациях.

Подводя итог размышлениям, укажем, что офицеры НКВД — каратели из «советского мира» не похожи на «обычных людей» из 101-го резервного полицейского батальона, о которых писал

К. Браунинг. Но есть и общее — те и другие неоднократно осуществляли массовые убийства. Моральные запреты у этих людей отсутствовали, вернее, были «сняты» совокупностями исторических реальностей и коллективно-индивидуальными особенностями психики. Конечно, человеческая ответственность и мораль относятся к области индивидуального. Но коллективное поведение сотрудников УНКВД и военнослужащих полицейского батальона показывает, как опасна потеря ответственности и общепринятых норм морали. Ведь и сегодня существуют общества, в которых сильны расистские, националистические, имперские настроения, пренебрежение к жизни отдельного человека. Любое из них характеризуется сложной бюрократической системой и специализацией, размывающей чувство личной ответственности. Любой социальный коллектив оказывает давление на поведение входящего в него индивида, всюду есть люди, стремящиеся сделать карьеру, обогатиться или прославиться.

Укажем только на одно, очень актуальное для современной Украины обстоятельство. С исторической точки зрения массовое убийство людей в центре Киева — на Майдане Независимости, осуществленное специальными милицейскими подразделениями в начале 2014 года, — это эхо советского прошлого, результат не пройденного современной Украиной пути декоммунизации и наказания преступников. Поэтому так важны дальнейшие исследования карателей/палачей, действовавших в «советском мире».

Перед тем, как выехать в г. Ворошиловград, бывший начальник УНКВД Коркунов и я были приняты Секретарем ЦК КП(б)У тов. Н.С. Хрущевым, который, ознакомившись с нами, дал установку: крепко ударить по вражеским гнездам, осевшим в Донбассе, и в особенности по антисоветским право-троцкистским кадрам, меньшевикам, эсерам, украинским националистам, а также и по другим разновидностям контрреволюции.

Вооруженный этой глубоко партийной установкой тов. Н.С. Хрущева, я приехал в Ворошиловград и приступил к работе.

Н.Г. Соколов — бывш. нач. 2-го отдела УГБ УНКВД по Ворошиловградской области [1586]

В ночное время выезжали тт. Соколов, Воскобойников, Удовенко и среди работников 4 отдела ходили такие разговоры, что они поехали «молотить», то есть применять физические меры воздействия.

И.Д. Дольников — нач. 7-го отдела УГБ УНКВД по Ворошиловградской области [1587]

Издевались надо мной, заставляя смотреть на электролампочку, Коркунов, Балычев, Сквирский, Федоренко и Васько, руководили издевательствами Коркунов и Балычев.

Н.С. Чумичев, жертва репрессий [1588]

Протокол очной ставки с Капустиным Максименко подписывал в одной из комнат тюрьмы, также не помню из больницы или камеры, но Максименко на очную ставку не сам пришел, а его принесли на кровати уже, и уже, судя по этому, можно было заключить, что он ранее был избит. Тогда же, точно не помню перед очной ставкой или после очной ставки, Воскобойников мне сообщил, что Максименко сам ходить не может, так как у него произошло загноение одной или обеих ягодиц и ему была произведена операция…»

Сиренко — нач. 2-го отдела ОО НКВД 6-й армии [1589]

Был доставлен Максименко в тюрьму ночью тюремной машиной в тяжелом состоянии — с побоями задней части тела и частично икр ног, что выяснилось после приема со слов главного врача тюрьмы Спектора и лекпома Моляра. До прибытия в тюрьму арестованного Балычев дал мне распоряжение освободить одну из камер-одиночек на спецкоридоре для содержания, выделить специально лекпома и врача и никого больше, кроме них и Максименко, не допускать.

К. А. Харченко — нач. тюрьмы [1590]

[…] в июле 1938 г. меня вызвал бывший начальник УНКВД Коркунов и приказал мне организовать изъятие из тюрьмы умершего арестованного Эпштейна. Беркович прибыл в тюрьму и отвез труп на кладбище, где и похоронил. Причем Беркович сказал, что он похоронил не умершего, а убитого старого члена партии.

Я.И. Нерозин — бывш. нач. АХО УНКВД по Ворошиловградской области [1591]

Исследование связано с проблемой кадровых чисток органов НКВД после прекращения массовых операций Большого террора. Что касается разработки данной проблемы, то в центре внимания историков оказались следующие вопросы: причины кадровых чисток органов НКВД, реакция их сотрудников на прекращение массовых репрессивных акций и восстановление «социалистической законности», кадровые изменения в органах НКВД в 1939-1941 гг. [1592]