Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Как видим, начальника УНКВД Коркунова почти не критиковали, единственным обвинением была слабая помошь областного управления районным аппаратам. При этом звучала критика в адрес прокуратуры и городского комитета КП(б)У. Первую обвиняли в том, что не проверяет дела в процессе следствия, вяло работает, заигрывает с арестованными, а горком КП(б)У — в отсутствии должного внимания.

Отсутствие в докладах и выступлениях самокритики и критики вызвало негативную реакцию М.Е. Квасова. Он заявил, что ничего в работе УНКВД не изменилось, никакие выводы не сделаны, практику избиения арестованных необходимо искоренить путем критики и самокритики [1624].

Субъективной причиной вмешательства М.Е. Квасова в работу УНКВД было желание поквитаться с Г.И. Коркуновым, имеющим компрометирующие материалы о работе Квасова на должности начальника политотдела Лозо-Александровского района Старобельского округа в период выборов в Верховный Совет УССР [1625].

В дальнейшем обострение отношений привело к тому, что работники обкома КП(б)У три дня скрывали от Коркунова телеграмму И.В. Сталина от 10 января 1939 г., в которой разъяснялось, что ЦК ВКП(б) в 1937 г. позволил в исключительных случаях применение «физического воздействия» [1626].

Не найдя поддержки в прокуратуре, Квасов 7 января 1939 г. вызвал к себе начальника 1-го отделения 3-го отдела УГБ УНКВД сержанта госбезопасности Ефима Матвеевича Суда, который и стал основным обвинителем Коркунова на партийном собрании работников УНКВД по Ворошиловградской области [1627].

В работе следующего открытого общего собрания парторганизации УНКВД по Ворошиловградской области согласно протоколу от 17 января 1939 г. участвовали 79 человек, из них 65 — члены ВКП(б), 14 — кандидаты в члены ВКП(б). Предлагалось обсудить два вопроса: прием в члены и кандидаты в члены партии и утверждение решений партийного комитета. Но по предложению Суда в повестку дня внесли еще один: «О ставленниках врага народа Успенского» [1628]. При этом третий вопрос был рассмотрен на закрытой части, где основным докладчиком и стал Суд.

Е.М. Суд заявил, что в связи с ограничением регламента не смог 6 января разоблачить недостатки в оперативно-следственной работе, поэтому только сейчас может выдвинуть обвинения в адрес Коркунова: штурмовщина в оперативно-следственной работе, массовые необоснованные аресты, зажим критики, преследование инакомыслящих [1629]. Вспомнил Суд и о том, что Коркунов привлек к документированию сотрудников милиции, которых впоследствии арестовали и обвинили в искажении следствия, при этом отметив, что арестовали их правильно [1630]. Не обошел вниманием и «вредительскую работу» с кадрами [1631].

Громким заявлением в адрес Коркунова и его ставленников стало обвинение в арестах 50 человек из числа старых большевиков и убийстве во время допросов арестованных В.Н. Максименко и И.А. Эпштейна [1632]. Интересным представляется тот факт, что Суд не сомневался в том, что Максименко — враг, но задача чекистов — разоблачать врагов, а не убивать во время следствия [1633].

В конце выступления Суд не только высказал сомнение относительно социального происхождения Коркунова, но и обвинил его во вмешательстве в работу партийной организации [1634], в окружении себя подхалимами (Воскобойников [1635], Соколов, Гетьман, Брук, Черноусое), незаконном использовании на собственные прихоти до 30 тыс. руб. государственных средств [1636].

Все вышеизложенное, по мнению Суда, ставит под сомнение дальнейшее пребывание Коркунова в партийных рядах. Следует отметить, что партийное собрание проходило в отсутствие бывшего начальника УНКВД [1637]. Но заявления Суда были настолько громкими, что приняли решение пригласить на собрание первого секретаря обкома КП(б)У М.Е. Квасова и вызвать Г.И. Коркунова. Вместо Квасова на заседании присутствовали секретари горкома Тульнов и Костенко [1638], а прибывший Коркунов выступил с заявлением, что хочет все объяснить, а выступление Суда считает тенденциозным и непартийным.

Начал Коркунов с того, что отверг связь с Успенским, отметив, что бывший нарком УССР вел себя грубо, о чем он хотел додожить Ежову, но не хватило храбрости. Поэтому лишний раз к Успенскому не обращался, все распоряжения наркомата получал от начальника УНКВД по Сталинской области П.В. Чистова, а в Киев ездил только по вызову [1639].

Также Коркунов признал практику «штурмовщины» как враждебный метод оперативно-следственной работы, который применял в соответствии с установками «сверху», и рассказал об исправлении ошибок. В частности, в Старобельске было пересмотрено 250 дел, полученных из Сталино, принято решение об освобождении арестованных [1640]. Далее он отметил, что после образования УНКВД по Ворошиловградской области перестроил всю работу: пересмотрел учетные карточки, ликвидировал списки, ввел прокурорскую санкцию, без обоснования причин никого не арестовывал [1641]. При этом признал, что иногда бывал суетливым и несдержанным, объяснив такое поведение загруженностью и отсутствием опыта [1642].

Вместе с тем он считал правильным увольнение восьми начальников райотделов, поскольку они не соответствовали занимаемой должности [1643]. Были также отвергнуты упреки относительно вмешательства в работу парторганизации. Коркунов признал только то, что поручал Соколову вносить коррективы в протоколы, касающиеся агентурной работы и отправлявшиеся для ознакомления заместителю наркома внутренних дел УССР А.З. Кобулову [1644].

Коркунов указал, что лично проверял справки на аресты членов партии, опроверг заявления об аресте 50 старых большевиков и убийстве Максименко [1645]. Что касается убийства Эпштейна, то попросил этот факт проверить [1646]. При этом избиение арестованных признал, отметив, что били с партийной совестью врагов народа [1647].

Обвинения в растрате государственных средств также отверг, отметив, что деньги тратил по необходимости, и попросил этот факт проверить [1648].

Что касается социального происхождения, то Коркунов ознакомил присутствующих со своей биографией [1649].

После выступления Коркунова было принято решение завершить собрание. В связи с тем, что Суд выдвинул обвинения не только уголовного, но и политического характера, было принято решение об изложении их в письменной форме. Присутствующим напомнили, если кто-то располагает фактами преступных действий Коркунова, изложить их в письменной форме обкому или горкому КП(б)У.

В результате начальник административно-хозяйственного отдела (далее — АХО) Я.И. Нерозин в заявлении секретарю обкома КП(б)У М.Е. Квасову указал о нецелевом использовании Коркуновым 28460 руб. 06 коп. и об убийстве арестованного Максименко, отметив, что факт убийства могут подтвердить Патратьев, Беркович, Ступницкий [1650].