Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Вторая часть показаний В. Мартынюка касалась освещенных ранее незаконных арестов жен «врагов народа». В. Мартынюк стал четвертым свидетелем (после Д. Манько, А. Томина и А. Лукьянова), давшим показания по данному вопросу. Признав, что он выполнял вражеские установки Г. Гришина-Шенкмана, потому что был у него в подчинении, В. Мартынюк, тем не менее, отрицал наличие организационной связи между ними в проведении совместной «вражеской деятельности» [377] Там же. Л. 154–155. .

Дополнил картину этой деятельности начальник 4-го отдела УНКВД М. Леснов: «В период массовых операций, до 10 января 1938 г., мне пришлось работать в оперативном штабе. Гришин неоднократно от меня требовал, чтобы я нажимал на периферийный аппарат, чтобы скорее заканчивали следственные дела. Эти требования, по существу, не давали возможности выявить и вскрыть в свое время существовавшее к[онтр]-рев[олюционное] подполье в Житомирской области» [378] Там же. Л. 248. Протокол допроса М.Э. Леснова-Израилева. 25 августа 1938 г. .

С этими словами никак не вязался следующий факт, приведенный ранее и А. Лукьяновым: «Был нами арестован активный троцкист в Коростене Ткачук [379] В материалах следствия имеется справка УНКВД по Житомирской области от 2 июля 1939 г. о том, что Ткачук Ефим Пантелеймонович 3 ноября 1937 г. тройкой УНКВД был «осужден к ВМН». ОГА СБУ. Ф. 5. Д. 67841. Т. 5. Л. 169. См. о нем: Реабілітовані історіею. Житомирська область. Кн. 6-та. С. 543. . Последний дал показания о своем активном участии в к[онтр]-рев[олюционном] подполье. Вместо того, чтобы закончить по этому делу следствие и судить врага, Гришин послал специального работника IV отдела т. Стукановского “перепроверить” материалы следствия, делая упор на то, что ׳арестованный якобы сознался под нажимом и его надо освободить. Когда же т. Стукановский все же нашел, что Ткачук является несомненным (sic!) врагом и допрошен правильно, Гришина все же долго пришлось убеждать в необходимости Ткачука судить» [380] ОГА СБУ. Ф. 5. Д. 67841. Т. 3. Л. 248–248 об. Протокол допроса М.Э. Леснова-Израилева. 25 августа 1938 г. .

Так как же было на самом деле: торопил заканчивать дела и одновременно заставил перепроверить материалы следствия? Да, именно так и было. Массовые аресты и псевдоследствия по делам сотен людей практиковались Г. Гришиным-Шенкманом как система, а в данном случае имела место вынужденная перестраховка. По его словам, он послал в Коростень работника, «имея на это указания НКВД УССР, возвратившего это дело для доследования» [381] Там же. Л. 102. Протокол допроса Г.И. Гришина-Шенкмана. 29 августа 1938 г. . Но, по свидетельству М. Леснова, «Гришин неоднократно сотрудникам давал установки “поосторожнее” допрашивать арестованных, не нажимать на них в требовании сознаний, пугая ответственностью, чем фактически деморализовал весь аппарат областного Управления» [382] Там же. Л. 248 об. Протокол допроса М.Э. Леснова-Израилева. 25 августа 1938 г. .

Следовательно, заместитель начальника УНКВД вполне осознавал, что за совершаемое его могут привлечь к ответственности. С этим был связан определенный психологический надлом, прежде всего у проводников репрессий. Многие из них знали и чувствовали, что творят зло, какими бы идеологемами оно не обосновывалось. Впрочем, даже обсуждая между собой происходящее, они понимали, что не в силах что-либо изменить. Выхода из этого они уже не видели. Хотя — возможно, в поисках самоуспокоения — они призывали подчиненных к осторожности, или же попросту фарисействовали, предупреждая об ответственности и в то же время возлагая на них поиски приемлемых решений. Бывший подчиненный Г. Гришина-Шенкмана истолковал это как деморализующее влияние.

В этой связи интересные показания дал другой его бывший подчиненный — начальник 3-го отделения 3-го отдела УНКВД Б. Ювженко: «…Β его тоне чувствовалась враждебность к нашим органам, он брезгливо относился к отдельным сотрудникам, мог наносить всякие оскорбления, выражаясь нецензурными словами, называя: вы, мол, еще незрелые в политике и т. п., и когда требовалось немедленное разрешение в части репрессии того или иного врага, то Гришин буквально издевался над работником, возбуждавшим этот вопрос […].Гришин безосновательно придирался к работникам Управления, вызывал возбужденность, травил их, запугивал…» [383] Там же. Л. 242 об., 243. Протокол допроса Б.И. Ювженко. 25 августа 1938 г. .

Заместитель начальника УНКВД чувствовал свое превосходство над подчиненными. Указание на их политическую незрелость было типичным проявлением комчванства, характерного Для руководящих номенклатурных работников того времени. С другой стороны, он был не далек от истины. Многие рядовые чекисты и руководители нижнего и среднего звена были людьми малограмотными, усвоившими лишь некоторые общеобразовательные штампы, идеологические постулаты и поведенческие стереотипы. Психологическое давление на подчиненных было защитной реакцией руководителей, не уважавших своих сотрудников, на которых нельзя было положиться в серьезном деле, и считавших, что они способны лишь на грубую работу.

Подчиненные, когда у них появлялась такая возможность, не оставались в долгу. Так, М. Леснов предоставил следствию еще один эпизод для обвинения бывшего руководителя: «Считаю, что Гришин в большой мере виноват в совершившемся в феврале [с. г.] массовом побеге арестованных из внутренней тюрьмы НКВД. Вина его в том, что он плохо организовал охрану внутреннего тюрьпода, не выработал соответствующую инструкцию для охраны, ответственным] дежурным (коим запрещалось проверять тюрьпод) и т. п. В результате 11 осужденных к ВМН путем пролома решетки бежали из тюрьпода» [384] Там же. Л. 248 об. Протокол допроса М.Э. Леснова-Израилева. 25 августа 1938 г. . Это была очень серьезная информация, но изложенная в сокращенном виде. История имела продолжение, которое в материалах следствия появилось позже.

Второй этап следствия по делу Г. Гришина-Шенкмана завершился в конце августа 1938 г. написанием им заявления на имя наркома внутренних дел УССР А. Успенского, оформлением двух протоколов его допросов, вынесением постановления о продлении срока содержания его под стражей, составлением протокола о завершении следствия по делу и протокола его дополнительного допроса представителем военной прокуратуры, а также приобщением к его делу протокола допроса В. Мартынюка от 5 сентября 1938 г. Согласно показаниям Г. Гришина-Шенкмана во время судебного заседания, в этот период его избивали, и он подписал все, что от него требовали.

В заявлении он написал, что в конце 1932 г. Г.А. Гришин-Клювгант вовлек его в «антисоветскую троцкистскую вредительскую организацию» (наконец-то следствию удалось связать двух Гришиных в одно организационное целое), по заданиям которой он осуществлял вредительскую линию в агентурно-оперативной работе. Признав свою вину в арестах жен репрессированных, Г. Гришин-Шенкман закончил свое обращение к наркому просьбой личного характера: «Я прошу Вас, гражданин Народный комиссар, пощадить лично мою ни в чем не повинную семью […]-жену и дочь, которым я причинил так много горя и страданий» [385] ОГА СБУ. Ф. 5. Д. 67841. Т. 3. Л. 65–66. Заявление арестованного Г-И. Гришина-Шенкмана наркому внутренних дел УССР А.И. Успенскому. 26 августа 1938 г. . Конечно, горе и страдание, причиненные им сотням других людей, например женам репрессированных, потерявших мужей, детей и имущество, были несоизмеримы с лишениями его семьи. Он знал об этом и боялся худшей участи для своих родных, прося, чтобы нарком лично пощадил их.