Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

При Успенском должностное положение одесских руководителей НКВД было относительно устойчивым благодаря их карательной активности и деятельного исполнения указаний наркома. Согласно показаниям начальника УНКВД по Киевской области А.Р. Долгушева в июне 1939 г., нарком А.И. Успенский всегда положительно отзывался о бывшем начальнике СПО УНКВД по Одесской области В.Ф. Калюжном (повышенным до поста начальника СПО УГБ НКВД УССР), «который был привезен из Одессы Гречухиным, с которым был в очень близких отношениях. Успенский Калюжного всегда восхвалял, как хорошего работника […] Кобызева, Чистова и Киселева Успенский всегда ставил в пример другим областям» [893] ОГА СБУ. АСД № 38237 на А.Р. Долгушева. Т. 1. Л. 84–87. .

Сразу после бегства Успенского, уже 15 ноября 1938 г., П.П. Киселев был арестован и вскоре расстрелян. С ноября 1938 г. по январь 1939 г. обязанности начальника управления исполнял С.И. Гапонов. Репрессированные за участие в «заговоре в НКВД» и «перегибы» в ходе массового террора Розанов, Гречухин, Федоров, Киселев, Гапонов не были никогда реабилитированы. Из всей плеяды начальников УНКВД по Одесской области периода Большого террора только С.И. Гапонов смог избежать расстрела и выйти на свободу [894] См. ниже раздел статьи, посвященный непосредственно С.И. Гапонову. .

Вопрос о том, каким образом производилась селекция сотрудников государственной безопасности, оказавшихся на скамье подсудимых по обвинению в «нарушении социалистической законности», является во многом ключевым для адекватной интерпретации бериевской чистки. Несомненно, часть из них обратила на себя внимание собственного руководства и прокуратуры, нарушая прямые приказы Москвы, например, существенно превысив заданные лимиты или продолжив приводить в исполнение приговоры троек уже после завершения массовых операций. Некоторые, особенно в союзных республиках, зарекомендовали себя как доверенные лица уже арестованных вышестоящих начальников, чьи «преступные» приказы они исполняли. Кто-то выделялся на общем фоне «применения методов физического воздействия» крайним садизмом, вплоть до собственноручного убийства подследственных. Но основная масса осужденных сотрудников НКВД все же попала под суд другим путем — в результате жалоб выживших и освобожденных жертв. Таких было мало среди лиц, осужденных заочными решениями троек и двоек, кроме того, как сами жертвы «кулацкой» и «национальных» операций, так и их родственники мало что знали о материалах следствия и предъявленных обвинениях, а жалобы из лагерей заключенных, избежавших «первой категории», равно как и их близких, как правило, оставались без ответа. Тем более что, согласно циркуляру прокурора СССР А.Я. Вышинского от 17 апреля 1938 г., прокурорам приказывалось проводить проверку правильности осуждения лиц на основании приказов НКВД № 00447, 00485 и т. п. лишь «в исключительных случаях». Обычно же жалобщикам следовало отвечать, что решение окончательное и дела пересматриваться не будут [895] «Через трупы врага на благо народа». Т. 2. С. 4142־. .

Таким образом, оставалась лишь одна небольшая группа жертв, обладавших в советском государстве и обществе положением, связями, весом и сплоченных корпоративными интересами. Как правило, эти жертвы провели под арестом не один месяц, были хорошо осведомлены о нюансах следствия, а массовое освобождение из-под стражи в конце 1938–1939 гг. позволило им добиваться справедливости и требовать осуждения истязавших их чекистов. Речь идет, главным образом, о членах коммунистической партии, представителях советских функциональных элит. Именно их жалобы, их стремление к реабилитации определили главный круг обвиняемых на судебных процессах против чекистов в рамках бериевской чистки НКВД.

Сразу же следует отметить, что факт применения пресловутых «мер физического воздействия» мог являться и являлся на деле одним из основных пунктов обвинения по отношению к арестованным чекистам, но не мог быть главным критерием для отбора «козлов отпущения», поскольку в той или иной степени издевательства и пытки в отношении подследственных практиковал весь аппарат органов госбезопасности [896] В первую очередь речь идет о таких функциональных пытках, как «вы-стойки» и «высидки», являвшихся разновидностью «конвейера» и призванных вынудить подследственных дать требуемые чекистами сведения и признания. . В этом отношении весьма показательны аргументы заместителя наркома внутренних дел Украины А.З. Кобулова, которые он привел в своей докладной записке на имя Л.П. Берии от 18 [897] Во 2-м томе сборника документов «Через трупы врага на благо народа», со ссыпкой на ГА РФ, записка А.З. Кобулова датируется концом декабря 1938 г. (С. 462). В ксерокопии из ОГА СБУ (Ф. 16. Оп. 31. Д. 49. Л. 299) дата попала в корешок дела, но явно читается цифра 8. Судя по тексту записки, речь идет о 18 декабря 1938 г. декабря 1938 г. Понимая, что движется по очень «тонком льду», Кобулов в частности писал: «В отношении существовавшей ранее “практики” применения физических мер воздействия при допросах арестованных я полагаю, что следователей, считавших побои основным “методом” следствия <���и калечивших арестованных, на которых не имелось достаточно данных, изобличавших их в антисоветской деятельности, нужно сурово наказывать. Но это не значит, что надо судить абсолютно всех работников НКВД, допускавших физические методы воздействия при допросах, учитывая, что эти “методы” следствия культивировались и поощрялись существовавшим на Украине вражеским руководством НКВД» [898] Там же. . Как известно, точка зрения Кобулова была созвучна точке зрения Сталина, в результате чего появилась печально знаменитая сталинская телеграмма от 10 января 1939 г. Кроме того, многочисленные показания сотрудников госбезопасности, и не только Украины, свидетельствуют, что постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. не положило конец истязаниям подследственных.

В результате мы снова возвращаемся к жалобам партийных и советских работников, а также членов советских технических, научных и культурных элит, освобожденных в конце 1938 — начале 1939 г. Согласно данным внутренней статистики НКВД, по состоянию на 17 ноября 1938 г. в следственном производстве органов УНКВД Украины находились дела на 15143 арестованных. Кроме того, в соответствии с приказом НКВД СССР № 00762 от 26 ноября 1938 г. «О порядке осуществления постановления СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года» [899] Лубянка. Сталин и ГУГБ НКВД. 1937–1938. С. 612–615. , на доследование были возвращены дела на 10808 чел., переданных на осуждение тройкам и Особому совещанию при НКВД СССР. Таким образом, чекистам предстояло доследовать дела почти на 26 тыс. человек. К 11 февраля 1939 г. по Украине были рассмотрены дела на 10 130 чел., из них на предмет освобождения прокуратуре были переданы дела на 3441 чел. По Одесской области к 11 февраля 1939 г. соответственно были рассмотрены дела на 1106 чел., из них прокуратуре на предмет освобождения чекисты передали дела на 178 чел. Кроме того, Одесскому УНКВД предстояло доследовать дела в отношении еще 1030 чел [900] ОГА СБУ. Ф. 16. Оп. 31. Д. 49. Л. 93–96. С.И. Гапонов в своем заявлении от 14 декабря 1940 г. военному прокурору войск НКВД П.В. Лехову писал, что «по приезде в Одессу пришлось столкнуться с огромным количеством дел»: за Секретно-политическим отделом УНКВД числилось 970 подследственных, за областным управлением в целом — 3500 подследственных. По утверждению Гапонова, за время моей восьмимесячной работы было освобождено «свыше двухсот лиц неправильно и без основания содержавшихся под стражей. Арестовано же было не более 25 человек». Очевидно, что когда Гапонов писал о «восьми месяцах», он имел в виду сентябрь 1938 — начало апреля 1939 г., поскольку в это время он занимал должности врио зам. начальника и врио начальника УНКВД по Одесской области. До этого, с 14 июля 1938 г., он являлся начальником СПО УНКВД. См.: Архив УСБУ по Одесской обл. АСД на С.И. Гапонова и др. № 03424 в 5 тт. Т. 2. Л. 244–247; Т. 3. Л. 12. . Эти цифры, возможно не совсем точны, тем не менее, скорее всего, они адекватно показывают порядок явления — в конце 1938–1939 гг. на Украине было освобождено около 20 %, возможно, даже 30 % жертв массовых операций, которых от приговоров внесудебных инстанций спасло постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г.