Леонид Наумов - Сталин и НКВД

Речь идет, конечно, о том же самом совещании, и, оказывается, Фриновский «определял… лимиты при полном отсутствии каких-либо данных, которыми можно было бы объяснить, почему та или иная область получила данную величину лимита…».

Вспомним, что «старые опытные чекисты, располагавшие прекрасной агентурой и отлично знавшие действительное положение вещей. Они не могли верить в реальность и какую-либо обоснованность названных цифр». Шрейдера не было на том совещании (от Ивановской области приехал начальник УНКВД Стырне), но он думал, видимо, также.

Однако, при внимательном взгляде на таблицу утверждения Центром в июле 1937 года запросов с мест о контрольных цифрах по кулацкой операции (таблица 2), не может не возникнуть сомнений в искренности Реденса. УНКВД области предложил расстрелять 8500 человек, а Фриновский уменьшил эту цифру до 5000 — это и было, по мнению Реденса, «необоснованно»? Это наблюдение заставляет внимательнее присмотреться к тому, что должны были думать руководители НКВД на том совещании в июле 1937 года. Некоторым из руководителей, по сравнению с запросом, лимит был повышен. Кто это?

Заметно (особенно по 1-й категории) лимиты повысили: наркому Грузии Гоглидзе, комиссару ГБ 1-го ранга Агранову, который до лета 1937 года был начальником ГУГБ, а затем был явно понижен в должности и переведен начальником УНКВД Саратовской области, комиссару ГБ 3-го ранга Стырне, руководителю УНКВД Ивановской области, старшему майор ГБ Аустрину, руководителю УНКВ Кировской области, старшему майору Салыню, руководителю УНКВД Омской области, наркому Карелии майору ГБ Тениссону.

Очень может быть, что среди этих людей были те, кто сочувствовал выступлению Салыня. Сочувствовал, потому что не понимал, как запрос в 84 человека (12 по 1 — й категории и 74 по 2-й категории) мог трансформироваться в 1000 (300 по 1-й категории и 700 по 2-й категории). Сочувствовал, потому, что понимал, что его карьера идет под откос (как у Агранова и Аустрина). А может быть, дело в этнической и клановой солидарности латышей — Аустрина, Салыня, Стырне и Тениссона. По крайней мере, так можно понять из воспоминаний Шрейдера: «Но и я отлично понимал, что он переживает арест своего соотечественника (Салынь по национальности был латыш), соратника по работе в КРО и близкого друга, как трагедию».

Так или иначе, вероятно, что Ежов столкнулся на конференции с их скрытой оппозицией, в которой большую роль играли латыши, но надо помнить, что среди тех, кому лимит повысили, был и Гоглидзе, только что награжденный Орденом Ленина. Зато намного больше было тех, кому, как и Реденсу, лимит понизили. Для начала следует учесть, что уменьшили лимиты тем, кто предложил цифры выше среднего. Миронов, Буллах, Лаврушин, Ломоносов, Попашенко, Дементьев, Антонов-Грицюк — «северокавказцы», что тоже, видимо, не случайное совпадение — именно они предлагали цифры выше среднего. Обратим внимание, что среди тех, кому лимиты повысили, «северокавказцев» почти нет совсем.

Иными словами, на совещании в июле стало видно размежевание в чекистском руководстве на тех, кто не видел смысла в разворачивании массовых операций и тех, кто отнесся к этому с энтузиазмом. В первой группе оказался Агранов и «латыши» Салынь и Стырне, во второй «северокавказцы» Реденс, Люшков, Дмитриев. Вторых было заметное большинство.

В этом контексте уместно снова указать и на идеологический аспект происходившего. Отечественные исследователи часто видят в репрессиях ответ руководства страны на угрозу войны и стремление «уничтожить пятую колонну». По отношению к национальным операциям, это, отчасти, правильно, однако, летом 1937 года НКВД по постановлению Политбюро начинает самую массовую репрессивную акцию НКВД — т. н. «кулацкую операцию». Историки спорят о причинах начала кулацкой операции. Представляется обоснованным мнение Виннер и Юнге, которые видят в кулацкой операции мотивы т. н. «социальной инженерии»: «Осужденные в рамках кулацкой операции лица, в большинстве своем относились к группам населения, которые, как считали уже давно, либо совсем нельзя интегрировать в советское общество, либо это можно сделать лишь путем затраты чрезмерных усилий». Они обращают внимание на попытку избавиться в ходе операции от тех групп населения, которые не приняли бы никогда социалистические преобразования: священников, раскулаченных, бывших белогвардейцев. Избавиться от наиболее опасных уголовников и нанести таким образом удар по преступности. Думается, приведенная точка зрения наиболее точно отражает реальные замыслы инициаторов операции.

В первую очередь, действительно, важно указать на то, что круг врагов в этом приказе определяется на основе социально-политического, а не идеологического подхода. Важно обратить внимание и на еще одно обстоятельство — начало кулацкой операции прошло практически без специального обоснования. Приказ № 00447 не содержал такого развернутого обоснования, как, например, «польская операция». Из этого вытекает, что руководители страны и НКВД не сомневались в том, что исполнители их «правильно поймут». Что давало им такую уверенность? Думаю, что операция по приказу № 00447 являлась, с их точки зрения, продолжением операции по приказу ОГПУ № 44/21 от 2 февраля 1930 — приказа о чекистском сопровождении раскулачивания. Этот приказ тоже не имел политического обоснования в преамбуле, но она была и не нужна. Курс на ликвидацию кулачества как класса и сплошную коллективизацию был подробно изложен в партийных документах и прессе.

Общим является мотивация приказов: борьба с контрреволюцией. Общее — целевые группы. Ядро репрессированных — кулаки, но «сопровождается ударом по всей контрреволюции». Общим является механизм санкций: устанавливают лимиты на репрессии по 1 и 2-й категории. Важно указать и на внесудебный характер репрессий через тройки ОГПУ-НКВД.

У приказов разный социально-политический смысл. В 1930 году происходило «чекистское сопровождение и обеспечение» раскулачивания и коллективизации. Никакого изменения отношений собственности в 1937 году не предусмотрено — это была исключительно «чекистская операция». Реализацию приказа 1930 года планировалсь проводить при поддержке населения, ничего подобного в реализации приказа 1937 не предусмотрено, наоборот, требуется соблюдение секретности.

Важно указать и на то, что репрессии в 1930-33 году носили более массовый характер и были менее жестокими. Соотношение «первой» и «второй» категории в 1930 1:8–1:10 (Здесь же уместно заметить, что первая категория в 1930 не предусматривала обязательно ВМН, но допускала заключение в лагерь, вторая категория в 1930 году предусматривала выселение). В 1937 году на практике было 1:1. Приговорены к ВМН тройками в 1930–1931 гг. более 28 тыс., а в 1937–1938 гг. в 13 раз больше.