Игорь Ягупов - Факультет

– Почему это она имеет право меня учить? – возмущалась Инна Быковец. – У меня такое же образование, как у нее.

Что тут можно было возразить, кроме банального: «По кочану!» Учила она нас – и все тут. Ей, впрочем, было не легче. Институтское руководство требовало, чтобы молодые преподаватели вели часы в школе. И Оле одновременно с нами приходилось учить еще каких-то шестиклассников. Надеюсь, что хоть у них не возникало вопросов относительно ее прав на их обучение.

Олю можно было только пожалеть, ибо ее травили все. Институтская стая товарищей макала ее носом в грязь просто ради дедовщины. Школьные коллеги завидовали ее преподаванию в вузе и кусали мелко, но болезненно. Наши девчонки косились на нее с чисто девичьей злобой, ехидно подмечая малейшие недочеты и промахи. Ну а о зверях-шестиклассниках лучше вообще не вспоминать…

22.

В ознаменование окончания практики в 1-й школе мы устраиваем маленький сабантуй в актовом зале. Блаженные минуты. Мы царственно восседаем за сдвинутыми цугом партами, едим торты с чаем и слушаем, как дети читают нам стихи. Так, наверное, живут учителя в раю. По крайней мере, мне учительский рай представляется именно таким.

Да, мы уходим из этой школы. Уходим победителями. Праздник удался. Жаль только, что это не наши проводы на пенсию, и в школу, по-видимому, нам еще придется вернуться…

23.

Я не знаю, как люди, но язык наш за последние несколько веков уж точно изменился в лучшую сторону. Изучение старославянского языка однозначно убеждает в этом. Старославянский преподавала нам Надежда Георгиевна Благова.

24.

Благова вела старославянский язык, историческую грамматику и прочие курсы, для освоения которых надо или жить душой где-нибудь в пятнадцатом веке или не учить их вовсе. Моя душа металась где-то совсем рядом – уж никак не в веках минувших. И я вечно путался в старославянских прошедших временах.

– Это аорист, – говорил я.

– Нет, – говорила Надежда Георгиевна.

– Точно. Это же типичный плюсквамперфект, – тут же соглашался я.

В общем, главное было – угадать. Не приведи мне, конечно, господь очутиться в Древней Руси…

25.

– Да, я выхожу замуж за Игоря Васькова, – сообщила как-то Лена, влетев на переменке в аудиторию.

На Игоря больше никто не претендовал, а потому все искренне обрадовались подобному известию. И они поженились.

Спустя пятнадцать лет после окончания института Игорь снял очки и начал рекламировать по телевизору контактные линзы. А Лена стала лучшим учителем нашей области. А потом и лауреатом всероссийского конкурса «Учитель года 2005».

26.

Язык стремится к упрощению. Мы упрощаем названия предметов: политэк (политэкономия), старослав (старославянский язык), исторический мат и диалектический мат (соответствующие материализмы)…

Шедевром и гордостью нашего курса является изобретенное Леной Бызовой сокращение исторической грамматики.

– Что у нас сейчас?

– Сто грамм!

Язык стремится к упрощению? Упрощение его когда-нибудь и погубит.

27.

Катя Богомолова – человек у нас знаменитый. Она живет совсем рядом с институтом, но ни разу еще не пришла вовремя на первую пару.

– Можно? – елейным голоском просящей подаяния произносит Катя каждый день, просовывая в дверь свое круглое лицо минут через двадцать после начала первого часа.

Как испорченные часы, Катя просто не может идти точно. Тихо проскальзывает она между парт и подсаживается к своей лучшей подруге Гале Цаюн. Галя с улыбкой растлителя что-то тихо говорит ей, и они умильно глядят друг дружке в глаза.

Мы имели научный взгляд на вещи, мы ставили пассивный эксперимент: в те дни, когда у нас не было в расписании первой пары, мы приходили ко второй или третьей и ждали. Ждали, чтобы записать результат и поставить Кате диагноз. Наш вердикт был суров: неизлечима! Да, Катя опаздывала и на вторую, и на третью пару.

– Цаюнчик мой, Цаюнчик, – лепечет она, подсаживаясь к Гале, на двадцать минут опоздав на любую пару, которая у нас стоит первой.

И Галя улыбается ей в ответ загадочной улыбкой растлителя…

Как-то Катя посетовала мне:

– Почему я не стала профессионально заниматься музыкой? Голос ведь у всех есть. Его надо только поставить…

Я не знаю, хотела ли Катя всерьез стать оперной певицей или была у нее какая-то другая тайная мечта. Но, как мне кажется, учительницей она становиться уж точно не хотела. И выбор филфака пединститута был просто самым простым решением. Катина мама – учительница. И Катя пошла в педагоги – как поповская дочка замуж за попа. Люб – не люб, а за кого же еще идти поповской дочке? Это, повторяю, был самый простой путь, но наверняка не самый лучший.

Учась на последнем курсе, Катя взяла в маминой школе пятый класс. Катина мама правильно считала, что дочери нужно взять этот пятый класс и провести его по всей программе до выпускного одиннадцатого. В этом был свой резон, но Катина юность на этом закончилась. Ей пришлось срочно мужать. (Или матереть?) Школа к этому обязывает.

Катя окончила институт с красным дипломом и стала именно такой учительницей, какой учительница и должна быть. Не сомневаюсь, на прекрасный специалист. И ее карьера сложилась отлично. Если, конечно, Катя хотела стать учительницей. Но вопрос-то как раз в том и заключается: а хотела ли этого Катя?

28.

У Марины от природы был живой и веселый характер. Но кроме этого ей достался еще и старший брат. А это уже, знаете ли, просто великое совпадение. Старшие братья – прекрасные воспитатели характеров неунывающих. Необходимость все время держать круговую оборону от братниных шуточек и приколов отточила Маринино чувство юмора до такой степени, что им можно было бриться.

Легче составить список того, над чем мы с Маринкой не смеялись, чем перечислять все, что стало объектом нашего черного юмора. Вдвоем мы, пожалуй, смогли бы написать сценарий кинокомедии «Гибель «Титаника».

29.

В первый год после окончания школы Марина поступала в Вологодский политех. И только чудное сплетение обстоятельств уберегло ее от профессии инженера.

Мама оставила Марину в вологодской политехнической общаге и отбыла в Мурманск с легкой душой. И зря. Ибо судьба дочки в обители точного расчета оказалась незавидной.

По словам Марины, балкон общажной комнаты был полностью заставлен бутылками из-под водки. Это сразу настораживало и наводило на мысль, что, быть может, и не все студенты политеха движимы были исключительно идеями технического прогресса. В самой середине двери, которая не запиралась, выломана была огромная дыра. Дыру на ночь пришлось заткнуть подушкой. А саму дверь – подпереть тумбочкой…

Так, наверное, спали защитники Севастополя в Крымскую кампанию: чутко, настороженно, всегда готовые к нападению и штурму. За штурмом дело не стало. Часам к двум ночи шумные пьяные вопли в соседних комнатах усилились, а затем выплеснулись в коридор. Абитуриенты и не разъехавшиеся домой студенты пошли «по девочкам».