Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Шашенок в удаленном месте контролировал параметры оборудования по программе. Над ним, на отметке +27 обвалились перекрытия, разорвало узел питательной воды — и кипяток хлынул вниз. Предполагают, что он нажал кнопку, желая обозначить разрушенное помещение и свое местонахождение.

Его вынесли во двор станции уже при смерти. То была первая печальная группа, которая вышла с АЭС. В этой группе был Н.Ф. Горбаченко. Вскоре его и Паламарчука товарищи увидели в московской “шестерке”. (Доза Паламарчука — около 400 бэр. Он после продолжительной болезни работает в Москве.)

К этому времени многие, в том числе и Давлетбаев, испытывали большую слабость, была рвота. Многие были уже госпитализированы, в основном почти принудительно, так как отказывались уходить. Наконец и его уговорили. По дороге заглянул в передвижную лабораторию Харьковского турбинного завода, вызванную до аварии для диагностики дефектного узла, некогда полученного от Ленинградского металлического завода (ленинградцы приехать отказались). Троим находившимся там сотрудникам он посоветовал двигаться в сторону первой очереди, но они отказались: уже разведали обстановку и считали, что в их автомашине безопаснее. Позднее двое из них умерли, а третий, переболев лучевой болезнью, вернулся на ХТЗ.

С наружной стороны ворот, около административно-бытового корпуса (АБК) увидел человек 20, среди них и работников турбинного цеха. На его вопрос, почему они здесь, обходчица О.В. Гора ответила, что было распоряжение руководства смены здесь собраться. Он посоветовал, что безопаснее для нее было бы находиться в помещении. Прежде, по телефону он уже советовал другой женщине, машинисту береговой насосной оставаться пока в комнате машиниста. Она была взволнована, но не паниковала, и только спросила, что делать.

Во внутреннем дворе, возле АБК-1 увидел большое скопление пожарных машин, кабины были пусты. В медпункте цеховой терапевт Галина Ивановна Навойчик встретила Давлетбаева сочувственно: “И Вы здесь...” Его, Ю. Трегуба и И. Киршенбаума в машине “скорой помощи” отправили в медсанчасть № 126.

* * *

...Из электроцеха погибли пятеро. Многих из дома вызвали по телефону для первоочередных работ. Из семнадцати дома оказались семеро — суббота: рыбалка, дачи.

— Я бы выделил Александра Григорьевича Лелеченко,— это говорили многие.

“Вся короткая, но глубокая по содержанию жизнь этого скромного человека, человека труда была направлена на служение Родине. Мы гордимся своим товарищем. Он удостоен высшей награды Родины — Ордена Ленина. Пусть ваш коллектив с гордостью и достоинством носит имя Александра Григорьевича Лелеченко” — писал директор ЧАЭС М.П. Уманец в село Новоореховка Полтавской области Лубянского района: в ответ на запрос детей из школы, в которой учился Саша Лелеченко, можно ли школе присвоить его имя и установить бюст. Комитет комсомола ЧАЭС сделал для этой школы переходящий вымпел “Лучшему пионерскому отряду”.

Александр Григорьевич к испытаниям имел отношение как заместитель начальника электроцеха второй очереди. Принимал участие и в обсуждении программы испытаний. Поэтому в пятницу не ушел домой, хотя работал с восьми утра. Он считал, что испытание — процесс непрерывный, и заниматься им должны одни и те же люди.

— Лелеченко пришел в нашу службу практически первым. Он создал ее.— Рассказывает начальник смены электроцеха Н.А. Бондарь. Взял на работу и меня, и остальных. А сам работал лучше всех. Любил чертить. Любой чертеж, инструкцию красиво выполнит и обязательно завернет в целлофановую пленочку, чтобы не испачкалась. И дочку свою научил уважению к работе. Она в то время училась в Киевском политехническом. Чувство ответственности у него было феноменальным. Даже попав однажды (до аварии) в хирургическое отделение Киевской больницы, умудрялся звонить оттуда на центральный щит управления и присылал вычерченные им схемы. Мы все его очень любили.

— Он и погиб из-за своей добросовестности, — считает другой начальник смены электроцеха А.В. Орленко, который в ту ночь работал вместе с Александром Григорьевичем.

Когда начальнику электроцеха приказали полностью отключить все электропитание на четвертом энергоблоке, Лелеченко доложил: “Все связи на блоке уже обесточены”. — Он сам произвел необходимые переключения.

— Оборудование четвертого блока в результате аварии осталось без электропитания. Лелеченко быстро разобрался, что именно пострадало, и принялся необходимое восстанавливать,— рассказывает заместитель главного инженера ЧАЭС по ремонту оборудования

В.М. Алексеев (он был на станции с пяти утра, чтобы определить, какие необходимы ремонтные работы и механизмы).

Обломки кровли, части конструкций здания, куски раскаленного графита падали на оборудование и пол машинного зала. Электрики, как и турбинисты, видели графит на полу. Понимали смысл увиденного, но воли чувствам не давали...

На крышах некоторых помещений реакторного отделения, деаэраторной этажерки возникло более тридцати очагов пожара. Крыша машзала, к счастью, не горела, но опасались увидеть огонь и здесь. В машзале размещены турбогенераторы. Их охлаждают водородом, который вырабатывается на электролизных установках в 100 метрах от здания четвертого энергоблока. Вспомним: машзал — общий для всех энергоблоков АЭС, три блока действовали. Огонь мог перекинуться и на них. К счастью, кровля машзала не загорелась. Но водород взрывоопасен. Он может гореть и без видимого пламени — сам источник его надо отсечь.

Лелеченко бросился к электролизным установкам. Уже в 1 час 30 минут — меньше чем через 10 минут после аварии — он отключал одну станцию за другой, предотвращая возникновение горючей смеси.

Ему стало плохо. Взял у врача йодистый калий, чуть отдохнул и пошел снова в это пекло, чтобы принять дополнительные меры: водород в генераторах заменить азотом. Лелеченко взял с собой сотрудников Шаповалова, Баранова и Лопатюка — они вместе выполнили эту операцию. Кстати сказать, официально Баранова все это никак не касалось: он обслуживал энергоблок №3. Имел полное право не согласиться с просьбой Лелеченко. Но... проработал больше двух часов, пока его не отправили в медпункт и оттуда — в больницу.

Лелеченко всегда был требователен к себе, был отлично подготовлен теоретически, любое дело выполнял в срок, и его не нужно было проверять. Того же требовал и от подчиненных. На своей предыдущей должности — начальник смены ЧАЭС — он был лучшим. А вот наказывать подчиненных не любил. Только изредка, если человек его подводил, говорил с горечью: “Ты же так и не сделал”. Его очень уважали.