Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Очень большим уважением народа пользуется этот внешне не броский, скромный человек. Авторитет его еще возрос в мае 1988 года, когда Парашин отказался представительствовать на городской партийной конференции, хотя его кандидатуру единогласно предложило общее собрание ЧАЭС.

— Я как член парткома станции чувствую свою моральную вину в аварии и потому не могу представлять коллектив на партийной конференции, — заявил он. Позднее он был избран секретарем парткома ПО “Комбинат” — “хозяина” всей 30-километровой зоны. Теперь — директор ЧАЭС. Были и такие секретари парткомов.

И он имел моральное право выступить в Киеве в июне 1986 г. на заседании бюро обкома КПСС уже в роли секретаря парткома ЧАЭС: “Взрыв разрушил не только машину. Он разрушил организацию управления энергоблоком. Эвакуация усилила это разрушение. ...Мы были избалованы надежной, устойчивой работой нашей АЭС. И успокоились. Но экстремальная ситуация потребовала призвать новых людей”. — “Да, необходимы люди с другим уровнем мышления и новая техника, — подтвердил секретарь парткома УС ЧАЭС В.И. Холоша (в прошлом — работник ЧАЭС, сегодня — министр Украины по вопросам защиты населения от последствий аварии на Чернобыльской АЭС). — Авария приобрела глобальный масштаб. Это — первая в мире авария такого рода, и наш персонал вынужден был, притом неожиданно, принимать решения тоже мирового масштаба и мирового значения. Однако на всем земном шаре кадры электростанций не были рассчитаны на идеальное решение всех аспектов такого рода проблемы, какая встала перед чернобыльцами впервые в мире. Но если произошло событие глобального значения, то и относиться к нему следует с уровнем мышления соответствующего масштаба. Это относится к Госснабу СССР и некоторым другим организациям. На деле же многие возникшие в связи с аварией проблемы станция в течение месяца решала только своими силами”.

Высшее руководство Чернобыльской АЭС сменилось полностью сразу. На место погибших, а также “выгоревших” руководителей среднего звена встали их заместители, а также вчерашние стажеры, уже подготовленные к этим должностям. Все они высококвалифицированные специалисты. Авария всех их потрясла до глубины души, возмутила. Рассказывают, что 26-го на них самих страшно было смотреть: отрешенный взгляд, побелевшие лица, неестественно выпрямленные спины. Но у них были ясные головы.

Через день-два после аварии приехал в Чернобыль главный инженер Балаковской АЭС Н.А. Штейнберг. По дороге на Украину ехавшие с ним видели, что и он — потрясен, и не только самим фактом аварии. Чернобыльская АЭС — его “Almamater”. Здесь его очень ценили и просто любили, и эти чувства со временем не ослабли. Из Москвы тем же спецрейсом летел в прошлом заместитель главного инженера Чернобыльской, позже главный на Балаковской, а теперь на Запорожской АЭС. Т.Г. Плохий — на такую же роль он летел в Чернобыль. А с 27 мая на эту должность заступил Н.А. Штейнберг. Временно стал директором ЧАЭС ее прежний заместитель директора, теперь же директор Запорожской АЭС В.К. Бронников. Вскоре на эту должность прибыл постоянный директор Э.Н. Поздышев.

Во второй половине мая принял трудное директорство на Чернобыльской АЭС Э.Н. Поздышев, приехавший со Смоленской АЭС, где он тоже был директором. Э.Н. Поздышев в атомной энергетике к тому времени проработал четверть века. Он строил и эксплуатировал Ленинградскую, потом Курскую АЭС. Нормальная карьера для профессионала: от инженера, выпускника Ленинградского университета, по всем ступеням. В настоящее время — президент концерна “Росэнергоатом”, то есть “хозяин” всех действующих электростанций России. В 1995 г. в Париже был избран первым от России президентом ВАНО (WANO) — Генеральной Ассамблеи всемирной ассоциации операторов атомных электростанций — организации, основанной по предложению СССР вскоре после чернобыльской катастрофы. Поздышев и Штейнберг проработали на ЧАЭС долго — до февраля 1987 г.

...“Как жить? С ощущением последнего дня и всегда с ощущением вечности”, — сказал писатель В. Абрамов. В Чернобыле 1986 никто не произносил громких слов. Никто не звал “За Родину, вперед!” Никто не кричал: “За нами — Планета!” Работали молча. Буквально: с Родиной в сердце, с Планетой в душе.

— Сегодня признаюсь: то, что я увидел, приехав в Чернобыль в конце апреля 86-го и чуть позже, когда я уже разобрался в происшедшей на блоке физической ситуации, вызывало тогда одну и ту же мысль: “Почему я вижу живых чернобыльских энергетиков? Почему они живы?” Но, узнав обстоятельства той ночи, понял: живущих спасли те, кто лежит здесь. Нам еще долго придется завоевывать доверие людей к атомной энергетике, завоевывать доверие человечества нашей хорошей работой, — сказал на Митинском кладбище 26 апреля 1988 г. начальник главка Минатомэнерго СССР Е.И. Игнатенко (в настоящее время вице-президент концерна “Росэнергоатом”).

Доктор физико-математических наук Е.И. Игнатенко был членом Правительственной комиссии, председателем межведомственной комиссии по пуску первого и второго энергоблоков, по приемке “саркофага”, затем генеральным директором ПО “Комбинат”, включающего и саму АЭС, — по сути, “хозяином” 30-километровой зоны. Он, конечно, хорошо понимал смысл виденного. Говоря о погибших, он имел в виду в комплексе действия персонала станции.

Слово взял лейтенант А.Ф. Мельников:

— Память о них будет всегда жить в наших сердцах. Их подвиг — это пример служения долгу. Мы знаем, что эксплуатационники сделали все от них зависящее для ограничения масштабов аварии. Знаем, что шестеро пожарных получили смертельные поражения, пытаясь загасить бушующее пламя. Остальное было настолько глухо для посторонних, что население нашей страны искренне верило, будто в Чернобыле никто кроме военных не работает.

Действительно, все мы, непосредственно не связанные со станцией, почти ничего не знали (и даже вообразить себе не могли!), что сразу после аварии многие эксплуатационники ЧАЭС должны были по-прежнему приходить на свои рабочие места и делать все необходимое нс только на сохранившихся в целости агрегатах, но даже на четвертом энергоблоке. С ними в этом пекле работали ученые.

Директор Чернобыльской АЭС В.П. Брюханов после аварии был отстранен от кресла. Но первое время оставался на станции, пытаясь быть полезным. Я увидела его 2 мая 86-го в здании Правительственной комиссии в Чернобыле, попросила разрешения немного поговорить. Брюханов согласился.

— Персонал первого, второго и третьего энергоблоков работал на своих местах до тех пор, пока не получил приказ остановить машины, как говорится, пока этих людей оттуда не выгнали или не вынесли. Все три энергоблока полностью в рабочем состоянии... — Помолчал, потом с болью в голосе: — Но как же люди там будут работать? Ведь “грязь”!