Ленина Кайбышева - После Чернобыля

В конце концов, станционному профкому официально поручили с помощью кадровиков “разогнать” всех по стране, трудоустроить по профилю, желательно на других АЭС, чтобы все-таки в конечном итоге сохранить свой персонал, как рассказывал мне тогда председатель профкома ЧАЭС Березин. Решение это исходило не от профсоюзной организации. Но как бы то ни было, три тысячи человек эвакуировали с правом самостоятельного трудоустройства, более тысячи получили производственные отпуска — и вот теперь приходилось выходить из положения малыми наличными силами, но со слишком большими усилиями.

Лишь относительно немногим, самым незаменимым, предложили остаться. В действительности не подчинились приказу об эвакуации, не уехали сотни эксплуатационников. Мобилизовали себя сами, без приказов и понуканий. Всех объединяла одна цель: быстрее ликвидировать последствия этой страшной беды.

Три первых дня, как и до аварии, персонал станции трудился в три смены, круглосуточно. Все, от начальников цехов до рабочих, не считаясь с чинами, выполняли любую работу: резали, варили металл, восстанавливали оконные стекла в коридорах третьего и четвертого энергоблоков, восстанавливали или, наоборот, обрезали электрические и технологические схемы, обрезали поврежденные или теперь ненужные участки трубопроводов под разрушенным реактором. И при этом их общей заботой было сохранение здоровья людей. Ведь это — золотой фонд нашей энергетики. Это гордость и честь нашего народа. Эго — люди. В конце концов, просто утилитарно: без операторов, обходчиков, ремонтных служб ни одно производство работать не может.

Это они — кадровые работники ЧАЭС вместе с командированными с предприятия “Львовэнергоремонт”, которые постоянно работали здесь и ранее, и с монтажниками подрядных организаций Управления строительства ЧАЭС выполнили всю работу по ревизии, ремонту и восстановлению работоспособности энергоблоков №1, 2, и 3. Многие позднее удостоены правительственных наград. “Мое имя не называйте, никого нельзя выделять в этой работе, все одинаковы”, настаивал высококвалифицированный слесарь VI разряда и председатель профсоюзного цехкома И.И. Лавриченко. Я его назвала, потому что это справедливо.

Как уже говорилось, эксплуатационники жили на базе отдыха ЧАЭС — в бывшем пионерском лагере “Сказочном”.

В крошечной комнате, где при нормальных условиях можно было бы разместить только стол и кровать, стояли почти вплотную три кровати и стол. Здесь жили нынешний исполняющий обязанности начальника РЦ (реакторного цеха) A.Л. Кнышевич, заместитель начальника РЦ по эксплуатации А.Г. Кедров и на тот период заместитель начальника РЦ (а вскоре и на последующие годы — начальник цеха по взорвавшемуся энергоблоку №4) Г.И. Рейхтман (мы говорили об этом цехе в главе “Саркофаг”). Заглянув в эту комнату в начале июня 86-го, я увидела безмерно усталые глаза. Трое мужчин, работающих по 12 часов в сутки без выходных в тяжелейших условиях Чернобыльской АЭС, в такой тесноте вынуждены были отдыхать. Но я застала их за обсуждением каких-то служебных проблем. В больших комнатах ночевали по 20-30 мужчин.

— Работаем — и все. Консервируем третий блок, хороним четвертый... Хватит об этом. Только, пожалуйста, не изображайте нас ангелами и вообще не идеализируйте события, — сказал Г.И. Рейхтман. Они охотно говорили о Ситникове, Кургузе, Кудрявцеве, Проскурякове. Но слишком злоупотреблять их временем было совестно: не до меня им. Свою станцию, как и другие работники ЧАЭС, они упорно называют Припятской — им обидно, что в официальном названии, данном станции еще до начала строительства, звучит имя города Чернобыля, случайно оказавшегося поблизости, пусть даже вполне замечательного, но не родного, станционного, любимого юного города Припять, города энергетиков ЧАЭС. Большинство прежних начальников “выгорели” в ТУ ночь. Теперь многие их заместители приняли на себя их обязанности и ответственность.

Особенно в первые месяцы люди на станции охотно говорили о коллегах и очень неохотно — о себе. Приходилось терпеливо, подолгу “разговаривать” такого молчуна, чтобы получить более ясное представление о событиях. Чаще услышишь: “Ладно, расскажу. Только пишите о ребятах. Обо мне — ни слова. Вот они действительно сделали многое. А я... Не пишите обо мне. “Такая гиперболизированная скромность — клановое качество энергетиков, хотя и не очень удобное для журналистов. Многие из них остались живы не потому, что вели себя недостаточно самоотверженно и решительно. Просто на их рабочих местах в ночь 26-го случайно оказалось чище. Но теперь условия у всех одинаковые.

Иногда задавала свой последний вопрос: “Какие у вас проблемы?” — и неизменно наталкивалась на закрывшиеся вдруг лица и долгое молчание — обидела.

— Проблемы? Вы нас, наверное, неправильно поняли. Лично у нас проблем нет. Нужен памятник погибшим товарищам. Да и вообще память... — Это говорили те, кто в связи с облучением в ночь аварии получил инвалидность, потерял трудоспособность, часто болеет и, конечно, имеет проблемы.

Есть и еще аспект — защитное свойство человеческой памяти: беда проходит — и поскорее забываются связанные с нею перипетии, страдания, даже собственные героические свершения. Многие из самых активных участников чернобыльской эпопеи сегодня действительно с трудом вспоминают детали. Они и тогда в разгар боя включались, словно в обыденную работу, героями себя действительно не считали: “Надо — значит надо. И рассказывать, вроде бы, не о чем”. Это им помогает жить. Но ведь какой получается расклад: они бескорыстно совершили подвиг, а мы — просто люди — мы обязаны воздать им свое уважение и свою благодарность. И поэтому теперь, как сказал Конфуций, пора “выправлять имена”. Таково уж удивительное и неизменное свойство истории — все расставлять на свои места. К сожалению, нередко этот процесс затягивается. Между прочим, в старину защитившему свой народ от Змея Горыныча или иной напасти полагались царевна и полцарства на обзаведение.

— Все — лучшие, — говорил мне в июне 86-го начальник турбинного цеха Л.А. Хоронжук. — Вот машинист паровых турбин Зеликов — только вернулся из отпуска — и сразу включился в работу. И он в ту ночь сливал масло из турбогенератора №8. Старший машинист В. Ковалев заступил на смену в 8 утра 26-го, руководил многими операциями. Сейчас в больнице. Начальник смены В.А. Клепиков, старший машинист А.П. Бобровский, начальник смены А. Лукашин, мастер дизельной установки В.В. Ятченко... Работают, как все. В тот момент это означало — как на фронте.

Г.Г. Корякин, начальник смены энергоблока №2, работал на станции постоянно много лет. Его вахта начиналась через полтора суток после аварии. Это вахта №3. Он дождался своей вахты и провел ее как полагается. Потом еще, еще... Корякин не молод и не очень здоров, но работает, не раскисает, держится по боевому.