Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Более других гражданских служб была организована служба Госкомсанэпиднадзора. Они организовали массовые обследования сотен тысяч людей на присутствие радиоактивного йода в щитовидной железе.

В тот же день в Припять прибыл заместитель министра внутренних дел Украины Г.Бердов. Уже тогда было ясно, что придется всех без исключения припятчан вывезти — большинство в соседние Иванковский и Полесский районы на автобусах, небольшую часть — по железной дороге. Власти, партийные органы этих районов в деталях продумывали все, чтобы экстренно обеспечить эвакуируемых временным жильем, оказать им необходимую медицинскую помощь. А в Припяти организаторы эвакуации оперативно подсчитывали потребное количество автобусов для людей, автомашины для перевозки скота, продовольствия, медикаментов. Определяли порядок и последовательность эвакуации, маршруты движения, места для пунктов дозиметрического контроля... Всю ночь и половину дня 26 апреля участковые инспекторы милиции Припяти готовили списки жителей, распределяли своих сотрудников в соответствии с количеством домов и подъездов, подсчитывали нужное количество транспорта. От них во многом зависело, насколько быстро и четко пройдет сама эвакуация.

Около 23.00 26 апреля заместитель начальника Гражданской обороны СССР генерал-полковник Б.П. Иванов доложил председателю Правительственной комиссии Б.Е. Щербине о радиационной обстановке в г. Припять и о готовности населения города к эвакуации. Он настаивал на скорейшей эвакуации. Его мнение разделял и генерал-лейтенант В.И. Кузиков, воинская часть которого была расположена по соседству.

Теперь дело оставалось за тем, чтобы санкционировать ее, определить дату и время ее начала. По существующему Положению в случае серьезной аварии на атомной электростанции решение об эвакуации принимает председатель облисполкома на основании доклада директора АЭС и данных оценки радиационной обстановки. Но санкцию на эвакуацию даст Министерство здравоохранения СССР.

В г.Припяти

Положение о санкции давно вызывало озабоченность у руководства Гражданской обороной страны. Года за четыре до Чернобыльской аварии военные ставили вопрос перед Советом Министров СССР об отмене этой санкции Минздрава и предлагали предоставить право принимать решение об эвакуации непосредственно председателю облисполкома. Однако тогда вопрос не был решен.

Ситуация сложилась серьезная. Б.П. Иванов предложил Б.Е. Щербине как председателю Правительственной комиссии обойтись и без Минздрава СССР. Но Борис Евдокимович предложил подождать с окончательным решением до утра, усилить наблюдение за радиационной обстановкой и подтянуть предназначенный для эвакуации населения транспорт к окраинам Чернобыля.

Б.П. Иванов вел дневник. В нем записано. “В 00 час. 50 мин. 27 апреля из Киева в направлении г. Припяти вышли 600 автобусов и 230 грузовых автомашин. Еще 350 автобусов двигались из г. Белая Церковь, населенных пунктов Бородянка, Дымер, Иванково, Макарово, Бровары. Около 7 часов утра в кабинет, где мы работали с начальником химических войск Министерства обороны СССР генерал-полковником В.Пикаловым, прибыл Б. Щербина. Он сказал: “Принял решение на эвакуацию. Как ваше мнение?” Я доложил, что за ночь спада радиации не произошло. Наоборот, в отдельных местах зафиксировано ее повышение. Надо эвакуировать. Такое же мнение высказал и присутствовавший при разговоре генерал-лейтенант Г. Бондарчук. Но генерал-полковник В. Пикалов придерживался иной точки зрения и предложил не спешить с эвакуацией. Однако Б. Щербина все-таки подтвердил свое решение начать ее во второй половине дня. В 10.00 состоялось совещание, на котором он дал местным партийным и советским руководителям указания и объявил порядок эвакуации населения”.

Рассказывает жительница г. Припяти Валентина Поденок: “В 11.00 собрался партийно-хозяйственный актив. Решили вывозить людей по принципу проживания в одном подъезде. В 14.00 началась эвакуация жителей нашего города. Действиями милиции руководил генерал-майор Г. Бердов. И милиция, и гражданские руководители работали четко и оперативно. Автотранспорт подали прямо к подъездам жилых домов. Люди садились в автобусы без спешки и суматохи. Жители выдержаны и внешне спокойны. Брали лишь самое необходимое — документы, деньги, продукты на три дня, как было объявлено, одежду.

В газете “Правда” 6 мая 1986 года свидетельствует журналист В. Губарев: “Отметим сразу: к чести тысяч людей, которые работают на АЭС и живут рядом, паники не было, хотя отдельные паникеры и появились. Однако случившаяся беда настолько сплотила людей, что они сами быстро навели порядок. Как известно, некоторые иностранные агентства и всевозможные “радиоголоса” пытались посеять панику, передавая о повальном облучении чуть ли не всей европейской части страны и соседних стран. Именно здесь эти сообщения принимают, мягко говоря, с удивлением. Что может быть позорнее, чем злорадство по поводу случившейся беды?”

Не было паники в городе Припять, не было паники в городе Чернобыле, не было вообще никаких разрушений вне четвертого энергоблока. Но эти нанятые “информированные” корреспонденты не просто лгали. По-видимому, оценивая ситуацию в Советском Союзе на основе собственных представлений о морали и чести, они действительно не могли предположить способность наших людей “в нужный момент делать нужное дело”, как охарактеризовал в свое время поэт Михаил Светлов суть подвига, героизма.

Впрочем, были и явные несуразицы. По радио следовало бы сообщить нечто вроде: “Внимание, уважаемые жители! Горсовет сообщает, что в связи с аварией в городе складывается неблагоприятная обстановка. Городскими властями и персоналом станции принимаются необходимые меры. Вам следует войти в квартиры, закрыть форточки” и так далее. На этот случай существует на станции даже специальная магнитофонная запись, ничего сочинять не требуется. Однако горсовет с таким объявлением не выступил, и горожане не узнали, что им следует и чего не следует делать.

Генерал-полковник Б.П. Иванов обратил внимание на поведение местных жителей: “Собравшись небольшими группами возле домов, они, судя по всему, что-то горячо обсуждали, доказывали друг другу. Ходили слухи об эвакуации, но ясности никакой не было... Передачи по местной радиотрансляции так и не было. Пришлось мне успокаивать людей, рассказывать о случившемся, о том, как следует вести себя, готовиться к эвакуации...” Он по своей инициативе подготовил необходимый текст и передал в Чернобыльский исполком. Однако и его обращение с рекомендациями по радиационной защите так и не обнародовали. Ответили, что обком партии запретил его передачу по местной радиотрансляции. Признаться, ответ не мог не вызвать удивления и возмущения. Было горячее желание до конца разобраться в этом деле... Осмысливая теперь события того времени, все больше прихожу к выводу: со своей стороны я должен был проявить больше настойчивости в этом важном вопросе, потребовать и добиться его незамедлительного решения. Я же понадеялся на местное руководство. А потом началась эвакуация из тридцатикилометровой зоны (о ней объявили по радио), таким образом, обращение уже не требовалось...”