Ленина Кайбышева - После Чернобыля

— Мы были на улице, когда подошел председатель профкома ЧАЭС Березин и сказал: “Идите по домам, сейчас объявят эвакуацию”, — продолжала Валентина. — Мой сын Алеша взял учебник алгебры, я — демисезонное пальто — и больше ничего. Отключили воду и свет. И ушли. Накануне я спросила соседа В.В. Гриценко (он был начальником РЦ-3, позже ему, как и другим руководителям, предложили остаться, и он остался): “Что нужно делать?” — “Закрой окна, забери с улицы сына и сиди дома”, — ответил он. — “Нам же в понедельник на работу”. — “Сиди и слушай радио”. — “Может быть, наша помощь понадобится, например, дезактивации?” — “Это же не нам поручат делать”.

... А потом люди, внешне спокойно, тихо переговариваясь, шли в автобусы. Уезжали из Припяти молча, почти без слез. Никто не требовал привилегий, не “качал права”. Только боль и тревога в глазах сохранились на многие месяцы.

В селе Полесском работник отдела кадров ЧАЭС давал всем желающим эвакуированным станционникам открепительные от станции талоны с предоставлением нового жилья и места работы. Многие отказывались и отправлялись в “Сказочный”, бывший пионерлагерь и базу отдыха ЧАЭС, где поселилась теперь часть эксплуатационников. Но были и такие, что уезжали даже без открепления.

В Припяти жили эксплуатационники ЧАЭС, а также строители и монтажники нескольких подразделений Минэнерго. Они возводили станцию и город.

— В соответствии с приказом об эвакуации Припяти из города выехал весь дежурный персонал одной из подстанций Киевэнерго, — рассказывает заместитель начальника управления строительства ЧАЭС по экономике В.И. Бубнов. Но энергетики Чернобыля определили такие действия презрительно: “С перепугу”. Этот отъезд мог обесточить город. Чтобы предотвратить беду, главный энергетик управления строительства ЧАЭС В.И. Чуриков по телефону доложил ситуацию в Минэнерго Украинской ССР, а сам, “завладев” подстанцией, в одиночку взялся ее обслуживать! И он полностью обеспечил работу этого довольно крупного и сложного предприятия в течение нескольких часов, пока министерство не взяло задачу энергоснабжения Припяти на себя. Чуриков же продолжал работать в управлении строительства, а позже, с началом возведения нового города Славутича, стал главным энергетиком треста “Славутичатомэнергострой”.

— Страшно было всем припятчанам весь день 26 апреля, и это понять нетрудно, — рассказывал Бубнов. — Но я хотел бы подчеркнуть спокойствие людей, их уравновешенность.

Рассказывает другой бывший заместитель начальника управления строительства ЧАЭС Бацула: “Я сам был одним из руководителей эвакуации населения из нашего города и могу утверждать, не будь такой уравновешенности, такой дисциплины в сознании людей, невозможно было бы всего за три часа эвакуировать 50-тысячный город.

В 14.40 1200 автобусов покинули город, и сотрудники ГАИ устроили этой огромной колонне движение без пробок и заторов... Правда, многих жителей дома не оказалось — они еще с вечера в пятницу 25 апреля или утром в субботу разъехались в места отдыха, не зная об эвакуации. Их эвакуировали практически в понедельник, 29 апреля.

Да, внешне спокойны. А припятские дети после этого еще года два отказывались ходить по траве: радиация. Лишь постепенно страх начал проходить.

Итак, начинался третий день эвакуации. Жителям объявили, что дня на три, но уже было очевидно, что объявленным сроком она не ограничится. А ведь люди уехали практически без вещей, без запасов продуктов, без денег...

Начальник отдела кадров АЭС В.П. Комиссарчук и главный бухгалтер станции взяли в банке 200 тысяч рублей, огромную стопку бумаги для расписок и других документов, если понадобятся, и — печать. Эта печать оказалась единственным “документом” станции. Но банк под нее деньги все-таки выдал. Сели два человека в автобус и отправились по окрестным населенным пунктам — к своим, эксплуатационникам ЧАЭС.

— Люди так радовались, что в Полесском меня подняли вместе со стулом! — вспоминает Комиссарчук.

Уезжая, они оставляли не только домашний скарб. Оставляли прежнюю жизнь. Строители должны были, уезжая, сдать и “казенный” инструмент, и необходимые в любом строительном или монтажном хозяйстве запасные части. Когда стали вновь налаживать производство, уже для ликвидации последствий аварии, понадобились и эти многочисленные, но утраченные “мелочи”.

Много было рассуждений о том, что решение об эвакуации припятчан следовало принять на сутки раньше. Да, мы привыкли сознавать (и, кстати, не смотря ни на что — справедливо), что наше государство о нас позаботится. И нас, опять-таки совершенно справедливо удивляют и возмущают сбои в этом гигантском механизме. Да, существуют четкие инструкции даже для такой, как считалось, невероятной ситуации, которая произошла на Чернобыльской АЭС. Я не хочу оправдывать и, тем более, защищать виновных, вовремя не сориентировавшихся в обстановке. Я только хочу спросить, многие ли из нас смогли бы оперативнее принять решение об эвакуации целого города в мирное время, притом впервые на планете? И еще: говорят, если бы эвакуация началась 26 апреля, то вся колонна оказалась бы под радиационным облаком, ветер гнал ее по маршруту. Правда, о такой “мелочи”, как ветер, власти в тот момент не думали. Они решали гамлетовский вопрос: быть или не быть...

* * *

Что заставило кадровых работников ЧАЭС не убежать, ну пусть не уйти, со станции без специального приказа? Вспомним, А.А. Ситников в больнице на вопрос жены, почему он сделал то, что сделал (ведь не его это оборудование), ответил: “Я не мог иначе. Конечно, не знал, что именно произошло. Но взрыв одного реактора - это гибель региона. А если взорвутся все четыре — не будет Украины, а может, и пол-Европы”. Может быть, Ситников — исключение, фанатик?

— Нет, — ответил один из многих, мастер по ремонту оборудования перегрузочной машины и председатель цехкома РЦ-2 Быстров, — Работники ЧАЭС сами остались на станции, а вынужденные уехать отдали в отдел кадров заявления с просьбой отозвать их в первую очередь, потому что они хорошо знают компоновку оборудования своей станции, его индивидуальный характер. Ведь у машин, как у людей, тоже проявляются “личные” особенности характера. Приехавшим с других, даже аналогичных, станций пришлось бы потратить время на знакомство. Это, конечно, нерационально. То было время оперативных, активных мер. Я, например, после аварии на четвертом блоке устанавливал в третий реактор дополнительные стержни-поглотители, чтобы повысить его надежность.

Такие действия станционники считали нормой и восприняли как моральное уродство поступок коллеги В.И. Фаустова за то, что, не позаботившись о подчиненных, он вывез свою семью, вернулся, но отсутствовал в течение пяти (!) дней. На парткоме станции его исключили из партии. Однако рассказывали об этом очень неохотно.