Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

— Медведь! Стойте! — крикнул я, не отрывая взгляда от стремительно приближавшегося зверя.

— Не медведь, а медвежонок, — послышался радостный голос Володи.

— Сам ты медвежонок, — откликнулся Андрей, — это пестун, да к тому же и порядочный!

Недоумевая по поводу неуместных словопрений, я взглянул на спутников и убедился, что смотрят они в разные сторону и совсем не туда, куда надо. Оказалось, что каждый из нас почти одновременно увидел «своего» медведя: Володя — медвежонка, Андрей — пестуна, а я — матерую медведицу. Из-за ненастной погоды звери не учуяли нас, и мы незамеченными вторглись в самую середину завтракающего семейства. Положение, особенно если у мамы-медведицы окажется сварливый характер, могло стать серьезным.

Но размышлять особенно было некогда. Еще несколько прыжков, и медведица вздыбилась веред нами, издавая громкое отрывистое рычание. Ее могучее тело как глыба нависло над нами. Из раскрытой пасти зловеще оскалились длиннющие клыки. Она была так близко, что ощущалось ее горячее дыхание. Мы, сбившись в кучу, быстро оценили. обстановку и приняли «аварийный» план. Оружие наше явно не соответствовало силам противника: у Андрея одностволка, заряженная бекасинником, у Володи — сигнальная ракета, у меня — нож. Решили вести только оборонительные действия, не трогаясь при этом с места. В случае нападения медведицы Володя должен был выпалить из ракетницы, Андрей — в упор выстрелить ей в ухо, а я — вспороть брюхо. Медведица, в свою очередь, тоже, наверное, отдавала указания. По крайней мере, после ее очередного рявканья пестун бросился к медвежонку и погнал его в сторону, награждая младшего братца увесистыми шлепками, Такая передислокация благотворно повлияла на настроение матери семейства. Она как-то даже расслабилась и, хотя и продолжала стоять на задних лапах, прислонилась к корявому стволу низкорослой каменной березы. И я позволил себе закурить, не отрывая взгляда от медведицы, и начал машинально пускать дым в ее сторону. Очнулся я, когда огонек сигареты обжег мне пальцы. Всем стало ясно, что инцидент близился к завершению. Наконец медведица опустилась на четвереньки и, еще раз что-то проворчав себе под нос, не спеша и не оглядываясь скрылась в кустарника. Продолжили и мы свой путь. Про фотоаппарат, висевший у него на шее, Володя вспомнил только часа через два.

И еще хочется рассказать об одной встрече с камчатским медведем, но в совершенно другой обстановке.

Такие идиллии почти всегда заканчиваются трагически для зверя...

На базе одной крупной круглогодично работающей геологической партии нам показали медвежонка, подобранного в тайге. Он уже давно жил в партии, постепенно рос и, не имея толкового воспитателя, который бы приучил его к порядку, начал «шкодить» в непривычной для него обстановке. Пришлось посадить зверюшку на цепь. От этого характер медведя стал еще хуже. Не помогло даже общение с детишками геологов, которые прибегали иногда поиграть с мишкой. Потом мне передавали, что этот медведь с трудом перезимовал, стал злобным и опасным для окружающих, и, как следовало ожидать, жизнь его оборвалась трагически. К вольной таежной жизни он оказался неприспособленным, а среди людей, занятых своими делами, ему тоже не оказалось места. Вот такое необдуманное вмешательство в живую природу, даже, казалось бы, предпринятое с добрыми намерениями, может привести к плачевным результатам.

Теперь уже всем ясно, что природа, несмотря на видимую пышность, богатство и многообразие своих живых форм и проявлений, отнюдь не всемогуща в самопроизводстве. Ее «живой инвентарь» весьма чувствителен к внешним воздействиям. Особенно уязвим он, когда попадает под мощный пресс человеческой деятельности. И если хотим мы, чтобы наши дети и внуки могли испытать счастье общения с зайцами, лисицами, белками, медведями в естественной природной среде, а не в зоопарке, как это уже произошло во многих зарубежных странах, каждый должен помнить об охране и защите братьев наших меньших.

Шел первый месяц Великой Отечественной войны.

Группа выпускников ленинградских вузов была направлена военкоматом для ускоренного обучения в одно из военных училищ. Среди них были люди самых разных специальностей: лесник Всеволод Александрович Розенберг, историк Григорий Федорович Орех, композиторы Георгий Васильевич Свиридов и Вадим Николаевич Салманов, один скрипач, несколько филологов... Всего — целый взвод. Я в этом взводе представлял профессию географа.

Через месяц училище эвакуировали в Башкирию, в город Бирск. В конце 1941 года состоялся ускоренный выпуск курсантов. Лейтенанты В. А. Розенберг и я были направлены в Действующую армию в разные воинские части. Встретились мы только через 14 лет.

Вот как это было. Летом, 1955 года я делал доклад на заседании Дальневосточного филиала АН СССР о результатах геоморфологических исследований в Приморском крае. По окончании заседания ко мне подошел бородатый коренастый человек в очках с очень знакомыми глазами и улыбкой. Сомнений не было: передо мной стоял Всеволод Розенберг.

Миг трогательной встречи. Воспоминания о друзьях военных лет, рассказы о послевоенных путешествиях...

Оказалось, что войну В. А. Розенберг окончил в Маньчжурии. Демобилизовавшись, начал работать в Дальневосточном филиале. За прошедшие годы он изучил леса многих районов Дальнего Востока.

И у меня за плечами было уже десять лет путешествий по Хабаровскому и Приморскому краям. Сразу после войны я начал работать во Всесоюзном научно-исследовательском геологическом институте в Ленинграде.

В разговорах родилась идея проведения совместных исследований в одном из наименее изученных районов Сихотэ-Алиня. Было решено летом 1956 года заняться исследованиями геоморфологии и лесов бассейнов рек Самарги (восточный склон) и Анюя (западный склон). Это действительно были крайне слабо освещенные в литературе районы севера Приморского и юга Хабаровского краев.

Прежде всего пришлось задуматься над направлением маршрута.

Откуда начать путешествие — от долины Амура или со стороны Японского моря?

Если бы мы начали пересечение Сихотэ-Алиня с запада, нам предстоял бы очень медленный и утомительный подъем на батах по бурной, порожистой реке Анюю. Опытные удэгейцы тратят на этот путь около месяца, да и то при условии хорошей погоды.

Часто проходящие над Сихотэ-Алинем тайфуны, вызывающие затяжные дожди, а нередко и катастрофические наводнения, могли сделать наше путешествие еще продолжительнее.