Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

— Смотрите, наши пробились сюда с вечера.

Поздоровались с ранее прибывшими. Размяли ноги и, быстро, но плотно позавтракав, взгромоздили на спины рюкзаки, прикрылись плащ-накидками, чтобы падающий мокрый снег не превратил одежду во влажное тряпье; связки спиннингов и удочек в руки — и вперед!

Малевич надел легкий брезентовый плащ светло-зеленого цвета. Я поинтересовался, где он достал такой.

— Теща подарила.

— Хорошая теща, раз о рыбалке заботится.

— Она у меня человек. Если жена начинает капризничать, теща всегда на моей стороне...

Уже наступило мглистое утро. Снежная завеса мельтешила перед глазами. След в след молчаливо мы двинулись в тайгу по разбитой дороге. Вброд перешли Чуин, то ли небольшую речку, то ли анюйскую длинную протоку или рукав. Вдоль берегов еще лежал толстый лед, а середина давно уже была свободна, и быстрая вода взбурливала вокруг резиновых сапог, вызывая чувство настороженности: что там, впереди, — яма или крупные камни, о которые можно споткнуться? Цепочка постепенно растянулась, и мы шли группками. Я обратился к Малевичу:

— Михаил Петрович, давай догоним передних. Отстаем...

— Не надо. Я всегда хожу одним темпом. Они нас подождут у поворота на тропу.

— Как долго будем идти?

— Около двух часов до берега Анюя, а там посмотрим: или у тропы сразу начнем ловить, или пройдем вниз по течению, поищем удобное место...

Молчаливый лес сплел ветви над дорогой. Неожиданно под тонким слоем снега я заметил рубчатый след автомашины УАЗ-469.

— Смотри, Петрович, машина. Откуда она взялась?

— Там через Чуин мост есть, видимо, кто-то решил пробиться как можно дальше по этой дороге...

У поворота на тропу нас ожидали товарищи. Распаренные, они прислонились к стволам поваленных деревьев.

— Плететесь... Садитесь отдохнуть...

Снег перестал, но зыбкий, неровный свет апрельского дня, укутанного облаками, вызывал тоскливое чувство.

— А вы обратили внимание, что кто-то по тропе на машинах проехал? Есть следы вчерашние, но и свеженький проглядывает: часа два, не более. Вон как землю на взгорке взрыли.

Малевич глухо произнес:

— Старая тропа браконьеров. Скоро, чего доброго, превратился в дорогу, до самого Анюя на машинах пробьются. Подлесок давят, а старые деревья стараются объехать. Будет тогда не тропа, а дорога браконьеров.

— Мы ведь тоже этой тропой идем.

— Мы — другое дело! Мы рыбу не уничтожаем, а ловим в пределах нормы разрешенными средствами. Тропой-то идем одной, но дороги разные!

Минут десять покурили, отдохнули и тронулись дальше.

Тропа шла среди девственного леса по широкой пойме реки. Тайга здесь в основном широколиственная. Но нередко встречаются кедры и ели. Лианы лимонника густой сетью оплели молодой подрост и нижний ярус леса. Можно представить здесь осеннюю картину, когда красные гроздья сплошной стеной висят на лианах. Огромные чозении, тополя и ясени достигают двух обхватов, их вершины устремлены в небо; глянешь вверх — шапка падает, а если с дуплом дерево, то и ночевать в нем можно. Пробковое дерево — амурский бархат, этот живой памятник третичных тургайских лесов, достигает шестидесяти сантиметров и более в диаметре, даже в долине реки Партизанской (жемчужина Приморья!) мне не приходилось встречать таких деревьев. На кончиках кустов колючего элеутерококка — брата легендарного женьшеня — кое-где сохранились черные ягоды; птицы не все склевали за зиму, а у ветра не хватило силы пробиться до нижнего яруса. Всюду много темно-зеленого зимующего хвоща, он растет густо, образуя сплошные поля стрел. Кажется, что несметное войско спряталось под землей и выставило на поверхность только острия стрел, вложенных в луки. Внимательно вглядевшись, замечаешь, что часть стрел укорочена или обломана — это зимой паслись изюбры. А ведь когда-то, еще в дотретичные времена, древние родственники хвоща зимующего образовывали высокоствольные леса. Трудно представить, что этот хвощ — потомок гигантских древовидных каламитов.

Огромные ильмы почти не имеют сучьев в нижней и средней частях стволов; их мощные стволы радуют глаз. Вдоль тропы мало бурелома. Идти легко.

Наконец мы вышли к берегу Анюя у места впадения в него ручья, а может быть, соединения с небольшой проточкой. Течение в нем было слабое, вода прозрачная и очень холодная. В Анюе вода казалась свинцово-тяжелой, плыла шуга. Зрелище было мрачным.

По призыву Иванова и Костина все принялись доставать со дна личинок ручейников, отрывая их от камней. Личинки спрятались в чехлы из крошечных палочек и приклеились к камням, чтобы их не унесло течением. Иногда на отдельных камнях попадались целые колонии. Вскоре от холода начало ломить руки, они стали красными, как гусиные лапы, и, наконец, Иванов сказал:

— Все! Больше не могу. У меня и так ревматизм.

Елагин уже ходил с удочкой вдоль берега, делая первые забросы в темную воду. Плывущий снег подхватывал поплавок и тащил его с собой. Другие, покуривая, отдыхали и наблюдали за попытками начать ужение.

У старой ели обнаружились следы давнего костра и лошадиный помет, припорошенные снегом.

— Сюда и с лошадью забираются, — заметил я, обращаясь к Малевичу.

— Это егеря и рыбоохрана.

Михаил Петрович бросил на плечи рюкзак.

— Пошли, что ли, вниз?..

Елагин поддержал:

— Надо идти. Там дальше плес хороший есть.

Мы собрали все снаряжение и двинулись. На снегу часто встречались отпечатки подошв резиновых сапог с разными рельефными рисунками. Немало людей уже прошло сегодня вдоль берега.

Идти было крайне тяжело. Густые заросли кустарников и горы плавника на поворотах реки и в устьях небольших проток, еще покрытых льдом, приходилось брать штурмом. Огромные стволы в завалах перекрестились самым хаотичным образом. Перебираясь через них, надо было быть предельно внимательным; один неосторожный шаг — сломаешь ноги. Наконец подошли к месту, где Анюй раздваивался на рукава большим островом. Левый поток был послабее и поменьше, правый же, более мощный и стремительный, ударялся о чудовищный завал на мысу острова и скрывался за стеной деревьев. Такого завала мне видеть еще не приходилось: около четырех гектаров занимало хаотичное нагромождение обглоданных водой древесных стволов. Какая же сила вздыбила, набросала деревья-великаны друг на друга? Следует заметить, что сам Анюй не производил особого впечатления. Великая Кема и река Кузнецова в Приморье куда стремительнее и порожистее. Видимо, дремлет могучий Анюй до летних наводнений, когда становится злобным и неукротимым и проявляет весь свой нрав.

По общему мнению, лучшего места для рыбалки не найти.

У двух огромных елей, на высоком берегу крошечной проточки, покрытой панцирем прочного льда, оставили рюкзаки и лишнее снаряжение, Начали подбирать места для ужения каждый себе по вкусу. Костин и Смахтин забросили снасти, наживленные червями, в омут перед раздвоением Анюя. Елагин перебрался через левый рукав на остров и начал, балансируя, пробираться по залому к мысу. Малевич, стоя на прибрежном льду, бросил крючок с ручейником в поток недалеко от нашего временного пристанища. Мне захотелось уйти подальше вниз. Я захватил трехколенную удочку и спиннинг, за отворот сапога сунул коробку с блеснами, запасными грузилами, поводками и крючками и отправился подыскивать место, которое показалось бы уютным и рыбным. Иванов, устроившийся на коряжине, далеко выдававшейся к середине потока, был похож на застывшую в охотничьей стойке цаплю. Удочка в его вытянутой руке описывала плавную дугу. Он внимательно смотрел за поплавком, проплывающим мимо, отпускал его подальше, затем резким движением перебрасывал приманку вверх по течению и вновь застывал, приковываясь взглядом к поплавку: не дрогнет ли пробка, не уйдет ли под воду. Мне он помахал левой рукой и крикнул: