Письма женщин к Пушкину

На обороте: Ее Превосходительству Милостивой Государыне Елизавете Михайловне Хитрово etc. etc. etc. в С.-Петербурге на Моховой, дом Межуевой.

Е. М. Хитрово — А. С. Пушкину

Середина мая 1830 г. Петербург

Прозаическая сторона брака — вот чего я боюсь для вас! Я всегда думала, что гений поддерживает себя полной независимостью и развивается только в беспре­рывных бедствиях, я думала, что совершенное, положи­тельное и от постоянства несколько однообразное счастье убивает деятельность, располагает к ожирению и делает скорее добрым малым, чем великим поэтом... Может быть, после личного горя это больше всего меня поразило в первую минуту... Богу было угодно, как говорила я вам, чтобы у меня не было и тени эгоизма в сердце. Я размышляла, боролась, страдала и наконец достигла того, что сама теперь желаю, чтобы вы поскорее женились. Поселитесь с вашей прекрасной и очаровательной женой в хорошеньком деревянном опрятном домике, навещайте по вечерам тетушек, чтоб составлять им партию, и возвращайтесь счастливым, спокойным и благодарным провидению за сокровище, доверенное вам. Забудьте прошлое и да принадлежит ваше будущее только жене и детям.

Я уверена, из того, что я знаю о мыслях императора относительно вас, что если бы вы пожелали какое-либо место, близкое к нему, вам его дадут. Может быть, этим не следует пренебрегать — это со временем приведет вас к независимости в ваших денежных делах и в вашем отношении к правительству.

Государь так хорошо расположен, что вам не нужно никого — но ваши друзья, конечно, разорвутся на части для вас, — родные вашей жены тоже могут быть вам полезны. Я думаю, что вы уже получили мое коротенькое письмо.

Ничто, в сущности, не изменилось между нами — я буду вас видеть чаще... (если бог даст мне вас еще увидеть). Отныне мое сердце, мои заветные мысли — будут для вас непроницаемой тайной и мои письма тем, чем они должны быть. Океан будет между вами и мной, но рано или поздно вы всегда найдете во мне для себя — вашей жены и ваших детей — друга, подобного скале, о которую все разобьется. Рассчитывайте на меня, на жизнь и на смерть, располагайте мною во всем и без всякого стеснения. Устроенная так, чтобы все предпринимать для других — я являюсь ценным человеком для своих друзей; мне все нипочем — я иду разговаривать с влиятельными людьми, не унываю, возвращаюсь, — время, нравы, ничто меня не обескураживает. Тело мое не страдает от моего усталого сердца — я ничего не боюсь — я многое понимаю, и моя деятельность на пользу других является столько же милостью неба, сколько и следствием положения моего отца в свете и душевного воспитания, где все было основано на необходимости быть полезной другим.

Когда я утоплю мою любовь к вам в слезах, я останусь все же тем же страстным, нежным и безответным существом, которое готово для вас в прорубь, — так я люблю даже тех, кого люблю немного.

Е. М. Хитрово — А. С. Пушкину

Первая половина сентября 1831 г.

Я только что прочла ваши прекрасные стихи и заявляю вам, что если вы не пришлете мне один экзем­пляр (говорят, их нельзя достать), я никогда вам этого не прощу.

Е. М. Хитрово — А. С. Пушкину

15 декабря неизвестного года [21] В академическом издании переписки Пушкина письмо это датировано 15 декабря 1832 г., согласно «гадательной» датировке Шляпкина («Из неизданных бумаг Пушкина», с. 172—173). Н. В. Измайлов, обследовавший автограф письма, пришел к заключению, что соображения Шляпкина, основанные на чтении «Катенин», не достаточно убедительны, ввиду крайней сомнительности такого чтения. Упоминание в письме из двух дочерей одной только Саtherine (гр. Е. Ф. Тизенгаузен) дает основание Н. В. Измайлову отнести письмо к более раннему периоду до приезда в Россию Фикельмонов, т. е. до января 1829 г. См.: Измайлов Н.В ., Пушкин и Е. М. Хитрово: Сб. «Письма Пушкина к Е. М. Хитрово» (1827—1832). Л., 1927. С. 179—180. Петербург

Вот, дорогой Пушкин, 750 р. за билеты г-на Кате­нина. Чтобы пополнить сумму 49 билетов, ему при­ходится еще 285 р., которые вы тоже получите через два дня. Катрин в ужасе от счетов к приближающе­муся новому году и поглощена балами. Она еще не во всем разобралась. Продолжайте писать, дитя.

Любите меня, потому что я чувствую, что сердце мое истерзалось по вас. Элиз Хитрово.

Е. М. Хитрово — А. С. Пушкину

Сентябрь — октябрь 1836 г. Петербург

Я только что узнала, что цензура пропустила статью, возражающую на ваши стихи, дорогой друг. А между тем лицо, которое их написало, очень сердито на меня и не захотело ни показать их мне, ни взять их обратно. Меня все время мучают за вашу элегию — а я, подобно мученикам, дорогой Пушкин, люблю вас за это еще больше и верю в ваше восхищение [22] В подлиннике, вероятно, ошибка: admirateur (поклонник), вместо admiration. перед своим Героем и в вашу симпатию ко мне!

Бедный Чедаев! Он, верно, очень несчастлив, питая такую ненависть к своей стране и к своим соотечественникам.

Элиза Хитрово, рожденная княжна Кутузова-Смоленская.

А. С. Пушкин — Е. М. Хитрово

Между 19 и 24 мая 1830 г. Москва

Прежде всего позвольте поблагодарить вас за «Эрнани». Это одно из произведений современности, которое прочел я с наибольшим удовольствием. Гюго и Сент-Бев бесспорно единственные французские поэты нашего времени. Особенно Сент-Бев, и потому, если возможно достать в Петербурге его «Утешения» (Consolations), сделайте, ради бога, доброе дело, при­шлите их мне.

Что касается моего брака, то ваши размышления о нем были бы вполне справедливы, если бы вы обо мне судили менее поэтически. На самом деле я просто добрый малый, который не хочет ничего иного, как заплыть жиром и быть счастливым. Первое легче второго.

(Простите: я замечаю, что начал свое письмо на разорванном листе — я не имею духа начать его вновь.)

С вашей стороны очень любезно, что вы прини­маете участие в моем положении по отношению к Хозяину. Но какое же место по вашему я могу занять при нем? Я, по крайней мере, не вижу ни одного, которое могло бы мне подойти. У меня отвращение к делам и к «бумагам» (des boumagui), как говорит граф Ланжерон. Быть камер-юнкером в моем возрасте уже поздно. Да и что бы я стал делать при дворе? Ни мои средства, ни мои занятия не позволяют мне этого.

Родным моей будущей жены очень мало дела как до нее, так и до меня. Я от всего сердца плачу им тем же. Такие отношения очень приятны, и я их никогда не изменю.

Россет Александра Осиповна, в замужестве Смирнова, (1809—1882) — фрейлина, ученица П. А. Плетнева.

«Черноокая Россети», как назвал ее Пушкин в известном шутливом посвящении, принадлежала к числу приятельниц Пушкина в последний период его биографии. Это была умная и культурная женщина высшего петер­бургского круга, одна из первых красавиц, принимавшая в своем салоне всех видных писателей — Пушкина, Жуковского, Гоголя, Вяземского, Одоевского. Несколь­ко позже Лермонтов посвятил ей свое стихотворение: