Сергей Довлатов - Переписка С.Д. Довлатова с И.П. Смирновым

На «Компромисс» было уже 16 рецензий, все без исключения положительные, но короткие и вялые. Писал ли я тебе, что единственную абсолютно комплиментарную рецензию напечатала газета «Гей комьюнити ньюз» — орган гомосексуалистов.

Идея книжки об Америке через газету у меня была и есть. Даже название есть — «Невидимая газета». И действительно, надо бы издать под одной обложкой: «Невидимая книга», «Невидимая газета»[4]. Времени нет…

Байбаков, так же как и Андропов, не внес ничего нового в привычные формы. Пишет все, что писали до него.

Русскоязычные газеты в Америке без конца высчитывают, когда умрет Андропов, и хотя Юрик, конечно, большой негодяй, звучат эти прогнозы трусливо и невнятно. И вообще, это, как говаривал Валера Грубин, не по-христиански.

Короче, жизнь, по сути, не очень меняется, жилище наше захламлено, как и в Ленинграде, денег почему-то не хватает, да и одет я примерно так же, как раньше. И не только я. Бывшие инженеры носят приличные серые костюмы. Игорь Ефимов умудряется покупать где-то синтетические коричневые пиджаки с сатинетовым блеском. Люда Штерн разгуливает в претенциозных накидках и т. д.

Надеюсь, что мы все же когда-нибудь повидаемся, пригласит же меня в конце концов какое-нибудь издательство в Европу, я всем намекаю, что не прочь. Ехать же за свои деньги как-то непрофессионально. Все же надеюсь.

Привет Ренате. Пиши. Обнимаю вас

С. Довлатов

1. См. письмо 4, примеч. 5.

2. Рассказ «Представление» (1984. № 39), один из лучших у С. Д. До него в «Континенте» напечатаны рассказы «По прямой» (1977. № 11) и «Юбилейный мальчик» (1979. № 19).

3. Роман Эдуарда Лимонова «Это я, Эдичка», написанный в 1976, в 1979 вышел в Париже, по-английски издан в 1983 в Нью-Йорке издательством «Random House»: «It’s Me, Eddy».

4. Этот замысел осуществлен в книге С. Д. «Ремесло», опубликованной «Ардисом» в 1985.

***

27. Игорь Смирнов — Сергею Довлатову

Сережа, дорогой,

спасибо за письмо, за книжки. «Наши» мне действительно понравились больше, чем «Заповедник». Особенно глава про Борю. Читал ее вслух Ренате, которая очень смеялась, и я с ней. Но «Заповедник» ты тоже должен был написать. Т. е. я хочу сказать, что потребность распрощаться с родиной — естественна. Меня, между прочим, тоже все время тянет писать о специфических русских традициях. Что я иногда и делаю. В «Наших», в начале, есть что-то не твое, идущее от Бабеля, но потом ты от этого освобождаешься. Удивительно, как много ты пишешь. На моей «второй родине» спрос на русские книги невелик. Вышел «Пушкинский дом» по-немецки.[1] Рената расхвалила роман в местной газете, которая называется «Зюддойче цайтунг». Но затем появилась краткая и злобная рецензия в «Шпигеле», где говорится, что роман так же скучен, как и описанная в нем советская действительность, и так же никому не нужен, как изображенные в нем филологи. Им (читателям на Западе) — подавай правду о России, а литературой как таковой они не увлекаются. Причем к своим писателям они относятся совсем иначе и требуют от них как раз не «правды», а литературности. Грешным делом, и я высчитываю, когда умрет Андропов. Собираюсь вместе с женой поехать в марте в Ленинград и думаю, что какой-нибудь рутинно мыслящий секретарь обкома, который мог бы прийти к власти вслед за Андропкой, был бы в случае моей поездки лучше, чем хитроумный византиец, от которого не знаешь, что ожидать. В декабре будет пленум и тогда все прояснится. Письма из России стали чуть-чуть оптимистичнее. В 46/47 номерах «Огонька» гигантская антисемитская статья какого-то Вистунова[2] (не может быть русской фамилии, образованной от жаргонного карточного слова «вистун»). Все примеры в этой статье — ленинградские. Похоже, готовятся к суду над Мишей Мейлахом. Жена Сени Рогинского сказала по телефону, что Мише принесли в камеру коврик и разрешают получать в передачах фрукты. Надо это понимать как метафору «сотрудничества со следствием»? Неожиданно получил письмо из Нобелевского комитета с просьбой написать туда, кого бы я хотел видеть нобелевским лауреатом в следующем году. Это — новая манера у «нобелевцев»: опрашивать профессоров-литературоведов. Решил предложить Бродского. Странно, но чутье подсказывает, что дело может выгореть. Послезавтра поеду с Ренатой в Париж, на конференцию по Эйхенбауму. А в каких университетах ты был? (любовь к университетам разделяю, но частично, п<���отому> ч<���то> преподавать не очень люблю: будь моя воля, предпочел бы сидеть дома и писать).

Желаю тебе в Новом Году новых книг и новых переводов. И — поездки в Европу. Рената кланяется. Маме, жене, детям — приветы. Обнимаю.

Твой

Игорь

6 дек. 83.

1. Роман Андрея Битова «Пушкинский дом» впервые опубликован «Ардисом» в 1978.

2. Евгений Иванович Вистунов (род. в 1932) — ленинградский журналист. Имеется в виду его статья «Приглашение в западню» (Огонек. 1983. № 46—47).

***

28. Сергей Довлатов — Игорю Смирнову

24 дек<���абря 1983>

Ты — почти единственный человек на Западе, как-то реагирующий на посланные ему книги. У нас здесь книжка, подаренная автором, воспринимается как сувенир, ее принимают с улыбкой, но без всякого, даже притворного, намерения прочесть. Более того, ожидать прочтения своей книги считается бестактностью.

Вообще, мое психологическое отношение к книгам на русском языке здесь до странности изменилось. Они для меня; стали чем-то вроде рукописей. И дело не в презрении. Рукопись может быть талантливой, бездарной или гениальной, но это не книга. Раньше рукописи изготовлялись в четырех экземплярах, а теперь в нескольких сотнях и для удобства — с обложкой. (Наверное, в Союзе отношение к ним совсем другое.) Просто я знаю, как они здесь возникают: человек написал ахинею, дал издателю 2000 долларов (месячный заработок ленивого таксиста) и готово. Издания же на иностранных языках порождают какое-то ощущение «реализма». (Любимое, если помнишь, ругательство Мити Карамазова.[1])

Ездить в Союз я бы на твоем месте боялся (при всей академичности твоей работы), просто боялся бы неизвестно чего. Например, того, что приставленные к тебе топтуны замерзнут, ожидая тебя возле ресторана «Чайка», и от злобы набьют тебе <���…>.

Вистунова (Евгения?), написавшего антисемитскую статью в «Огоньке», я, кажется, знаю. Вроде бы он из Ленинградского Дома прессы. Мейлаха по-прежнему ужасно жаль. Он, как говорил Мандельштам, — «не создан для тюрьмы». Эренбург описывает в мемуарах, как Мандельштама арестовала в Крыму врангелевская разведка и как на первом же допросе Мандельштам гениально спросил: «Скажите сразу, невиновных вы отпускаете?» А через некоторое время добавил: «Я не создан для тюрьмы».[2]

Я немного знаю лагерную психологию, так вот, по лагерным критериям Миша — человек неприятный. Например, Панченко[3] бы все любили, и даже Азадовского или Рогинского (так что дело не в еврействе), Мейлах же, я чувствую, будет вызывать злобу. Мне кажется, это понятно.