Лев Мечников - Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель

Заслуга Лардереля впрочем немаловажная: благодаря ему, эти места, бывшие пустыней несколько лет тому назади, теперь начинают оживляться. Добиться этого ему было нелегко. Рабочие руки находились слишком трудно, и ему приходилось переселять туда работников из соседней Мареммы. Заставить переселиться горных жителей – дело нелегкое. К тому же работа на лагунах, сама по себе вовсе не тяжелая, но губящая здоровье людей, была делом совершенно новым – за нее принимались очень неохотно; на Lagoni с давних пор привыкли смотреть как на пугало. Лардерель должен был всевозможными способами заискивать у работников, предлагать им всевозможные льготы и удобства, что конечно стало ему недешево. Кончил он тем, что устроил великолепный городок в казенном стиле, снабдил его всем нужным, устроил в нем театр для аматеров [259] Галлицизм: amateur – любитель. , мастерские для портных и сапожников с мраморными вывесками. Он льстил их патриотическим наклонностям, и сын его славился за italianissimo [260] самый итальянский. во всей Тоскане. Некоторые из маремманских бобылей прельстились этими приманками; многие, воспользовавшись обстоятельствами, завелись хозяюшками. Лардерелло скоро населился. Этому много еще помогло и то, что в то время, когда холера свирепствовала везде в окружности, в Лардерелло ее не было, и жители спокойно умирали от грудных болезней.

Старый граф умер и Лардерелло перешло во владение сынка italianissimo. До 49 года и он продолжал ту же тактику. С новой реставрацией всё изменилось… Работники успели уже осесться в Лардерелло и на новое переселение решились бы нелегко; кроме того, все почти окрестные жители, словно скомпрометированные, были совершенно в руках Лардереля, которому многие из них доверились. Кончилось дело тем, что сынок должен был уехать из своих владений и большую часть своей жизни проводит в Париже, принимая довольно деятельное участие в некоторого рода экспедициях… Имена улиц, перекрещенных после 49 года, остаются и теперь по-прежнему, и бюст Леопольда на высокой колонне красуется па площади против самого дворца italianissimo…

Осмотрев все прелести этого городка, я отправился по дороге, которую указал мне чахоточный братец. Серный запах душил меня всё больше и больше. Приходилось проходить возле самых лагони. Там, в густом дыму, возились какие-то фигуры, казавшиеся фантастическими, благодаря обстановке. Дорога была узенькая и грязная, несмотря на то, что дождей не было уже давно. Местами приходилось проходить по узенькой доске, положенной на почве, казавшейся мне твердой, так что я совершенно не понимал этой предосторожности. Наскучив наконец осторожно ступать по грязной перекладине, я сошел с нее, но едва сделал несколько шагов, как услышал отчаянный крик. Оглянулся: вижу, тот же братец в фуражке национальной гвардии бежит за мной, отчаянно крича и ломая руки. Я остановился.

– Это что вы вздумали? – кричал он мне, задыхаясь, – идите по доске и ни шагу с нее не сходите, где нет доски – пробирайтесь по проложенному следу.

– Да ведь тут почва, слава Богу, крепкая, и посмотрите зелень какая славная.

– Ни-и. Это так кажется только.

«Братец» объяснил в чем дело. Лагони не всё в виде озер или ям. Их множество видов, а главное, что почти каждый день появляются новые там, где их всего менее ждали. Местами почва кажется совершенно гладкой и твердой и из нее идет только густой дым – это называется fumacchi. Местами огромные пространства едкой и горячей густой грязи, в которой словно черви огромной формы вечно ворочаются – это bullicami. Самое же опасное – совершенно зеленые, и даже особенно ярко зеленые, словно холмики. Над ними нет ни дыму, ничего. Но достаточно ступить на них, чтобы задохнуться, в особенности для маленьких животных, коз и т. п., которых привлекает туда особенно свежий вид зелени на этих местах, называемых в простонародье putezze ; из них не выделывают боровой кислоты, а только серу в очень большом количестве. Это единственное производство в здешних местах, которое не забрал в свои руки Лардерель.

Все эти подробности сообщил мне чахоточный Пьеро, навязавшийся непременно быть моим проводником.

– Нет, я не пущу вас одного, – говорил он, – как можно. Вы здесь как раз попадетесь куда-нибудь. Это такое место, что здесь нужно ходить умеючи. Как можно!.. Вы рекомендованы синьору Джироламо, а я пущу вас бродить одного по лагунам, да к тому же еще под вечер. Я всё равно ничего не делаю, да мне к тому же нужно повидаться с синьор Джироламо по очень важному делу.

С новым проводником пришлось идти очень тихо; я впрочем не жалел об этом, потому что он неутомимо рассказывал мне, хотя и задыхающимся голосом, всевозможные подробности о житье-бытье этих интересных мест. Между тем нас догнали несколько человек работников, шедших скорым шагом из Лардерелло в Bagni al Morbo. Разойтись было дело нелегкое и они пошли несколько тише, гуськом, вслед за нами.

Пьеро рассказал им между тем, будто бы по секрету, кому, кем и как я рекомендован. Работники остались совершенно довольны и дружески прокричали мне сзади свое обыкновенное приветствие: Viva Lei ! [261] Здравствуйте Вам! Разговор скоро стал общим. Из него я узнал, что они шли в Bagni al Morbo «весело провести вечер», т. е. погулять в саду, поиграть на бильярде, который отдается в полное распоряжение синьора Джироламо на всё то время, когда у него нет купающихся, т. е. на 10 месяцев в году. «В Лардерелло мы мрем со скуки, со всеми их прекрасными заведениями», – говорили они.

Однако они не только для того, чтобы поиграть в бильярд, отправляются в Bagni al Morbo. Синьор Джироламо здесь – представитель совершенно особенной власти, которую не поручало ему ни одно из существовавших в Италии правительств, которой сам он не добивался. «Не будь тут синьора Джироламо, да еще кавалера Серафини мы бы лучше с голоду померли, чем оставаться в Лардерелло», – говорят здешние работники, и говорят притом не в глаза им и не тем только, которые могут передать их слова сэр Джироламо. Впрочем, из-за чего бы они стали льстить ему – он их не благодетельствует, потому что сам беднее большей части их.

В виде маленького примечания прибавлю, что тосканская Маремма с давних пор славится своим итальянским духом, что в 49 году почти одни здешние горцы составляли всё войско, дравшееся под Куртатоне [262] Битва при Куртатоне (Cullatone) 6 мая 1848 г., когда австрийские войска нанесли поражение сардинским. и что здесь составлялась довольно сильная колонна из работников, намеревавшаяся идти в Рим на поддержку мацциниевского триумвирата [263] В 1848 г. в восставшем против папской власти Риме Дж. Мадзини (вместе с Саффи и Армеллини) был избран членом триумвирата. . В окрестности нет почти ни одного контадина, который бы не оказал Гарибальди какой-нибудь важной услуги в то время, когда он провел здесь несколько тяжелых дней, только что потеряв свою жену и преследуемый повсюду австрийцами.