Александр Тюрин - Воспоминания ученого-лесовода Александра Владимировича Тюрина

Время от времени у нас в пансионе устраивались вечера самодеятельности. На них приглашались гости из города. Но какие гости? В Богородицке не было средних женских учебных заведений, а из мужских было только городское училище и наше сельскохозяйственное. Наши сверстники и сверстницы из города учились в Туле, в гимназиях, реальных училищах, семинарии, в епархиальном училище. Они приезжали в Богородицк лишь на каникулы, а в это время ученики сельскохозяйственного училища сами в большинстве случаев разъезжались. В учебное же время в Богородицке не было ни наших сверстниц, ни наших сверстников. Поэтому на наши вечера приходили гости, не соответствующие нашему возрасту. В большей части гостями были родственники и родственницы тех наших учеников, которые происходили из Богородицка. Какими же скучными были эти вечера! Иногда на них танцевали. Но танцующие пары были очень комичны и вызывали много смеха. В самом городе не было любительских спектаклей, иногда лишь заезжали сюда труппы вроде капеллы Славянского, имевшей у нас большой успех. Нам всегда не доставало музыки, ее не было ни в Богородицке, ни у нас. Среди преподавательских семей музыкальностью отличалась лишь семья Д. Д. Иванова. Его жена, урожденная Геммерлинг, прекрасно играла на фортепьяно. Сами ученики тянулись к музыке и старались играть на тех инструментах, которые давались нам со стороны дирекции училища. Это были преимущественно балалайки и флейты. Была у нас и фисгармония, но на ней выучились играть не более двух – трех человек. Пение же процветало, и у нас был учитель пения.

Оглядываясь на прошлую пансионную жизнь, я прихожу к выводу, что хотя она протекала в здоровых бытовых условиях, но была чрезвычайно однообразна и бедна внешними впечатлениями. Основная причина этого лежала в том, что училище находилось близ захолустного городка, который со своей стороны не мог доставить нам, ученикам, никаких культурных развлечений. Это был, конечно, большой недостаток: мы все чувствовали его, но не могли от него избавиться в стенах пансиона. Некоторые из нас пробовали в последних классах выйти из пансиона и поселиться на частной квартире в городе. Я, как стипендиат, не мог этого сделать и остался в пансионе до конца. Бывая у товарищей, вышедший из пансиона на частную квартиру, я наблюдал, что они, правда, жили свободнее, чем в пансионе, но эта большая свобода не компенсировала у них бытовые неудобства жизни на частной квартире. Внешние же впечатления у них были также бледны, как и у нас, так как город был все тот же, как для них, так и для нас.

В этой однообразной обстановке могли бы вырасти у нас пороки, столь обычные для пансионеров, если бы не спасло, то обстоятельство, что у нас не было старших товарищей, что мы сами (наш класс, наше поколение) всегда были старшими. Порочной заразы у нас в самом училище не было, ее могли занести лишь со стороны. Поэтому наша однообразная, бедная внешними впечатлениями жизнь в пансионе имела вредными последствиями лишь то, что не сообщила нам светскости, вырастила нас дичками, но дичками здоровыми, без внутренней гнили. Светскость, общительность, легкость во взаимоотношениях с людьми нам пришлось приобретать уже потом, когда мы вышли из пансиона и окончили училище. Замечу, что приобретались эти качества с большим трудом и часто сопровождались тяжело переживаемыми неловкостями. Легче было бы приобретать эти качества в отроческом и юношеском возрасте, но, к сожалению, этого нельзя было сделать в тех условиях, в которых мы жили.

Первые веяния надвигавшихся бурных событий, приведших в конце концов к революции 1905 года, мы ощутили в начале 1901 года. До этого времени мы жили спокойно. Мы изучали историю, имели представление об общественных и политических сдвигах в Древней Греции, Древнем Риме, о революции в Англии ХVII века и о революции во Франции конца ХVIII века. Но эти знания имели для нас интерес настолько далекий, что нам и в голову не приходило прилагать эти знания к нашей действительности, которую мы, впрочем, видели из очень маленького богородицкого окошечка и имели о ней самое искаженное представление. И вдруг, гром и молния среди ясного неба! Появились слухи о студенческих волнениях 8 февраля 1901 года. Министр народного просвещения Боголепов был убит студентом. Убили царского министра! Наше спокойствие исчезло. Мы заволновались, спрашивали друг друга, задавали вопросы преподавателям, но разъяснения, нас удовлетворившие, получили лишь от пришедшего к нам в 1901 году нового преподавателя И. И. Баранова, бывшего студента Петербургского лесного института. По-видимому, он был исключен из института за участие в студенческих волнениях. Как революционно настроенный студент, да еще из Петербурга, он был в курсе дела. Именно с этого времени мы начали выписывать вскладчину газету и регулярно ее читать. Вначале мы выписывали «Россию», а впоследствии начали читать журнал «Жизнь», вскоре закрытый, кроме того, принялись за изучение общественно-политических наук (политической экономии, социологии, истории политических движений). Летом 1901 года я ездил в Мензелинск для свидания с родными. Приехав в Мензелинск, я заметил там большие перемены в обществе. Город сделался местом ссылки для революционно настроенных рабочих, студентов, служащих. Здесь в первый раз я встретил рабочих революционеров, сосланных из крупных индустриальных центров (из Нижнего Новгорода, Москвы). Меня удивила их широкая развитость и начитанность. В то же время они были деловиты, добывая себе средства для жизни разнообразным трудом. От них я получил первые книги о рабочем движении на западе Европы и у нас в России. Из моих новых знакомых мне нравился Павел Васильевич Беляевский, типографский рабочий из Нижнего Новгорода. Молодежь собиралась на хуторе Д. Н. Тяжельникова, расположенном в трех километрах от города. Сын Д. Н. Тяжельникова Борис был моим товарищем по городскому училищу. В описываемое время он учился в техническом училище в городе Кунгуре Пермской губернии. Несколько позже, как оказалось, он вступил в партию эсеров, участвовал в каком-то террористическом действии и погиб. Дочь Д. Н. Тяжельникова, Зоя была на один год старше меня. Она кончила гимназию в Уфе и в описываемое время учительствовала в одной из земских школ Мензелинского уезда. В 1901 году она была веселой девушкой, привлекавшей к себе молодежь. Гостеприимная хозяйка, приветливая и жизнерадостная – она была центром, около которого группировалось революционно настроенное общество. На хуторе собирались по крайней мере один раз в неделю, обычно с субботы на воскресенье. Время проходило в беседах, спорах, пении революционных песен. Еда и питье в таких сборищах играли малую роль. Кусок черного хлеба и стакан чая удовлетворял каждого. Сама хозяйка Зоя, ее брат Борис симпатизировали больше народникам, гости же были большей частью с марксисткими симпатиями. Спорам о народниках и марксистах не было конца.