Андрей Михайлов - Как мы жили в СССР. Летом

Конец 1960-х. «Кайнар». Обед из 3-х блюд.

Я выше сказал, что мы не голодали. Но это не значит, что здоровое чувство голода, всегда сопутствующее задорной младости, не было нам знакомо! Было, ещё как! Особенно тут, вдали от дома, где жизнь представляла собой неуёмную беготню на свежем воздухе и хаотичное движение на фоне природы.

И хотя еды должно было хватать, лагерный аппетит неизменно превосходил количество поступающих в организм килокалорий (считая с добавкой!). Так что к завтраку, обеду и ужину (и полднику, конечно!) мы неизменно приходили в состоянии радостного предвкушения. Предвкушения вкушения.

Конец 1960-х. «Кайнар». Кухня.

«Спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам!» – ещё один крылатый лозунг из лагерного бытия. Обычно его выписывали на самом видном месте в столовой. Так как в нашей кайнаровской столовой работали командированные «от предприятия» мамы тех, кто отдыхал в лагере вместе с нами, то легко предположить, что к нашему питанию наши повара подходили куда как неформально!

Но даже если бы не так, не могу представить себе какого-то ропота на однообразие меню или качество блюд. Во-первых, воспитание у нас было не такое. А во-вторых…

До сих пор помню неповторимый аромат и вкус простого серого хлеба! Его к нам в лагерь привозили из колхозной пекарни Каракемира. «Утаённые» куски мы густо посыпали крупной солью и уносили с собой, «про запас», под майками и в карманах. Впрочем, «запаса» хватало минут на десять! Если простой хлеб в условиях лагеря становился лакомством, то…

Любопытно, что, несмотря на приличное нормированное питание и недетский аппетит, случая, чтобы кто-то набрал за сезон лишний вес, я не припомню…

Но было в той старой пионерской жизни нечто, что практически невозможно для нынешних тинэйджеров: полная оторванность отдыхающих в лагерях детей от дома и родителей.

Всяческая связь с домом прерывалась тут же, едва автобус, набитый детьми-лагерниками, отчаливал от места сбора. При этом среди пассажиров мелькали не только бывалые «ветераны» предкомсомольского возраста, за плечами которых числилось по 5—6 сезонов, но и совершеннейшая малышня, закончившая первые-вторые классы.

Сегодня это трудно постичь, но в «Кайнаре» не было даже телефона. Единственной связующей нитью с остальным миром оставался прикомандированный к лагерю старенький автобус. А из «гаджетов» у детворы пятидесятилетней давности замечались лишь самодельные рогатки. Да и те стремительно отошли в прошлое на глазах ещё моего поколения.

И у наших родителей не было никакой возможности по первой тревоге срываться с места и лететь проведать чадушко. В двух-трёх семьях моих одноклассников были автомобили. Но даже их владельцы редко возникали у ворот лагеря на зависть детям других родителей. Потому как это не соответствовало тем негласным правилам игры, которые регламентировали это действо под грифом «лето пионерское». Да это особо и не приветствовалось лагерными регламентами. Связь между детьми и родителями прерывалась как по техническим, так и по педагогическим причинам.

Конец 1960-х. Топография «Кайнара» На переднем плане – столовая. Ниже и правее располагался бассейн, но он в кадр не уместился. Выше, на склоне, жилой корпус для малышей (за ним стояли палатки, а позже – вагончики). Правее – главная площадь (плац, стадион, площадка для игр и т. п.).

Детей и отправляли в лагеря во многом для того, чтобы создать атмосферу искусственной разлуки. Для пущего упрочения семейных отношений и укрепления той любви между «детьми» и «отцами», которая ощущалась после таких продолжительных (а для многих – единственных) пауз особо остро и явно. Многие родители во время нашего пребывания в лагере и сами, пользуясь возможностью, отправлялись в отпуска: на курорты, в дома отдыха, на турбазы, к дальним родственникам.

Единственным днём, нарушавшим «монастырский» режим лагеря, – был Родительский день.

В лагере этот день разительно выбивался из череды всех прочих, как бы возвращая нас на короткое время в домашнюю обстановку. При этом отправляться домой никто не думал (впереди было ещё полсезона, да из лагеря и вообще-то отпускали только по о-очень уважительным причинам) – «обстановка» эта сама наезжала к нам: с полными сумками, рвущимися из рук авоськами, озабоченными лицами и какими-то своими, родительскими ожиданиями. Для доставки всего этого к нам в «Кайнар», снаряжались специальные «служебные автобусы» от Института ядерной физики.

Конец 1960-х. «Кайнар». Родительский день.

«Родительский день» одинаково ожидали все участники действа. Чего греха таить, те и другие скучали друг без друга и остро ощущали взаимное отсутствие. Особенно это касалось самых мелких солагерников – «салажат». Однако и «взрослые», почти уже комсомольцы, хотя и бравировали своей выстраданной самостоятельностью, в душе ждали встречи со своими пращурами не менее пушистых мальцов.

К Родительскому дню лагерь готовился загодя. Но особенно томительным ожидание становилось заветным утром, когда всё уже было готово к приезду гостей, домики и палатки прибраны, территория подметена и даже побрызгана водой, лица умыты, галстуки поглажены и повязаны, песни и роли разучены.

Ну когда же они приедут?

Конец 1960-х. «Наш» директор – Алексей Михайлович Мелешкин. О нём я подробнее писал в первом томе.

Весть о приближении автобусов с родителями распространялась по лагерю моментально. И это несмотря на то, что с того яруса, где располагалась жилая и игровая зоны, дороги видно не было.

После бурной встречи начиналась «торжественная часть». Вначале – пионерский официоз. Линейка, горн-барабан, вынос знамени, звонкие рапорты, награждения отличившихся. Дальше – концерт для родителей («родители» – это не обязательно папы-мамы, но и бабушки-дедушки, дяди-тёти, братья-сестры).