Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 2

Многие тысячи зэков, набитых в грузовые, почти необорудованные вагоны, заполнили поезда, несущиеся к дальневосточным портам, чтобы уже морем, погрузив «спецконтингент» на морские суда в «холодные мрачные трюмы», отправить на вновь обетованную землю, в бухту Нагаево, где быстрыми темпами вырастал новый порт Магадан, наряду с Колымой скоро ставший символом тюремной лирики и небывалых лишений сотен тысяч советских людей. Он-то и стал начальным и конечным пунктом Колымской трассы. Впрочем, одним Магаданом дело не ограничивалось: этапы следовали и в Эгвекинот, и даже в Певек. Менялись начальники этого зловещего треста, но это никак не влияло на общую политику, применяемую к заключенным, вынужденным работать в условиях вечной зимней мерзлоты и сильнейших морозов, с которыми может посоперничать разве что Антарктическая шапка. Самым известным, непредсказуемым и жестоким в памяти людей остался Никишов, комиссар НКВД третьего ранга, после реформирования воинских званий – генерал-лейтенант. Папаша Мюллер, группенфюрер СС (генерал-лейтенант), шеф гестапо, по сравнению с ним был почти невинным зайчиком, далеко ему было до масштаба Никишова, его преступлений и самодурства. Под его непосредственным началом находилось более четверти миллиона человек, и с каждым он мог поступить как угодно по одному лишь собственному желанию и прихоти. Он дольше всех командовал этой преступной империей, почти десять лет. «Дальстрой» так и называли империей Никишова. Как у настоящей империи, в ней имелись свои морской флот и авиаотряд. Вторые помощники капитанов напрочь отказывались идти в рейс во владения самодура: даже при незначительной недостаче грузов в его владениях их могли тут же арестовать, обвинив во всех земных грехах, и оставить среди заключенных на долгие годы. В его владениях успели побывать многие наши знаменитости, в свое время немало сделавшие для страны: Сергей Королев, Евгения Гинзбург, генерал Александр Горбатов, о котором Сталин сказал: «Горбатого могила исправит». Впоследствии он стал одним из лучших командующих армиями, если не лучшим, и дошел до звания генерала армии, хотя заслуживал и маршала, но великий вождь ничего и никого не забывал и до командования фронтом генерала не допустил. Варлам Шаламов, Георгий Жженов, Александр Солженицын и многие другие – всех не перечислить. Не успел добраться до колымских краев Осип Мандельштам, умерев или будучи убит на пересыльном пункте, до сих пор истинная причина его смерти неизвестна.

Железных дорог, как, впрочем, и никаких других, в пунктах лагерной империи не было, и доставка заключенных могла осуществляться только морем.

Показательны детские воспоминания капитана дальнего плавания Караянова Петра Петровича, который родился в бухте Находка, одной из главных баз для накапливания спецконтингента, следовавшего на Север. Тогда еще Находка не была городом, и его отец Петр Караянов-старший работал капитаном на пароходе «Феликс Дзержинский».

Бухта тоже была вотчиной «Дальстроя». В те времена там ходила поговорка: «Где кончается власть Сталина, там начинается власть Никишова». На черной трубе отцовского парохода была эмблема «Дальстроя»: белый флаг с косицами, а вдоль белого поля голубая извилистая полоска, что символизировало реку Колыму, текущую среди белых снегов, как конечную и основную цель «Дальстроя». Отец часто брал с собой на судно своего сына Петра-младшего. Петр был еще совсем мал в то время, поэтому и многое стерлось из памяти, но остались некоторые эпизоды. Однажды отец с сыном шли по причалу на свой пароход, и в это время шла погрузка заключенных на судно в полном окружении вооруженных автоматчиков. К борту была приставлена большая сходня на больших металлических колесах. Людей грузили в трюмы. Для арестантов были сделаны туалеты (гальюны) оригинальной конструкции: узкий вылет из досок за борт – очень экономично и просто.

Пароход «Феликс Дзержинский»

«Наш дом стоял в Находке недалеко от нефтебазы, из окна открывался замечательный вид на вход в бухту. Напротив второго окна возвышались две горы: Брат и Сестра. Все окрестности были как на ладони, а слева вдали маячило что-то темно-серое, разве что в бинокль можно было разглядеть, – это был лагпункт или концлагерь, кому как нравится. Оттуда почти постоянно слышался злобный лай собак. Даже в нашем дворе бегали два таких списанных охранника, и дело свое они знали, двор был на замке. Наверное, в один весенний день 1953 года, когда я еще спал, меня разбудил посторонний шум. Выглянул во двор и увидел грузовик с откинутыми бортами – совершенно необычное зрелище для двора. Встал и пошел в разведку, ибо дома никого не было, все были во дворе. Открыл дверь в мастерскую и увидел винтовку, укрепленную на подставке над верстаком. Но тут же мама подхватила меня, и я снова оказался в кровати. С нами жил брат мамы, он закончил войну узником Бухенвальда. Обычная история: воевал, попал в плен. Помню, что у него была травмирована нога, хромал сильно. Почему застрелился, можно только догадываться. Это все, что осталось в памяти о тех далеких годах».

Для этих перевозок использовались твиндечные суда, как свои, «дальстроевские», так и Дальневосточных пароходств. В твиндеке сколачивались двухъярусные нары, по краям ставилось пару бочек для естественных отходов – вот и все удобства. В трюмах же перевозились грузы, после погрузки которых твиндеки перекрывались, и дело оставалось только за нарами. Иногда же, когда поток заключенных был большим и суда не справлялись с их перевозкой, нары воздвигали и в самих трюмах. Трудно представить, что пережили люди во время десятидневного плавания в штормовых условиях в холодных и темных задраенных трюмах, да еще с таким же скопищем народа над головами.

Тем не менее в 1957 году «Дальстрой» был упразднен. Сыграл свою роль доклад Хрущева о культе личности на XX съезде КПСС в 1956 году. Кого-то посадили за слишком уж очевидные злоупотребления, кого-то уволили, кто-то сам покончил с собой, но система в целом осталась практически неизменной: мордовороты охраны, привыкшие глумиться над людьми, сторожевые овчарки-церберы, натасканные на людей в арестантском одеянии, большинство офицеров охраны из бывших ведомств Берии, хотя и поменявших принадлежность к всесильному НКВД на Министерство внутренних дел, но от перестановки выпитых бутылок число пьяных не меняется. Разница была лишь в том, что до этого они совершали преступления в открытую, не опасаясь преследования, а сейчас вынуждены были оглядываться, т. к. формально законы Страны Советов распространились и на эту, прежде неуязвимую для остальной страны, закрытую территорию империи. На какое-то время охрана из бывшего ГУЛАГа притихла, напуганная шумными разоблачениями, но вскоре испуг прошел, и все пошло по-старому. Всего-то и нужно было выслужить свой сильно укороченный, по сравнению с другими военными ведомствами, стаж и затем уйти на заслуженный отдых с персональной пенсией и многочисленными наградами, коими мог похвастаться редкий фронтовик, прошедший всю войну. Ну и, конечно же, выступать по памятным датам в школах и пионерских лагерях, рассказывая придуманные легенды о своих «подвигах», в которые многие из них и сами почти поверили, а потом умереть в своих пуховых постелях с чувством полностью выполненного перед Родиной долга и быть похороненными под залпы воинского салюта.