Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 2

В Певеке не по-полярному светило солнце, заставив раздеться до рубашек и аборигенов, и приехавших за длинным северным рублем рабочих молодцов. Сапоги, резиновые и кирзовые, по-прежнему оставались самой популярной обувью в городе: растаявшие остатки сугробов и ледяных наростов развезли несусветную грязь, форсировать которую в иной обуви было невозможно, да и деревянные тротуары не проглядывались под журчащими ручейками, сбегающими с окрестных пригорков и угольных терриконов, добавляя свою лепту в и без того не идеальную экологию.

Простояв около суток на якорной рейдовой стоянке, «Нижнеянск» на следующее утро был ошвартован к причалу, где началась выгрузка привезенных ящиков – или контейнеров, для не знающих морского портового сленга. Поскольку каждый контейнер выгружали на автотранспорт, согласно плану-графику порта, предстояло простоять у причала четверо суток.

Капитан вспомнил своего старого товарища Бориса Чудинова, начальника старательской артели, проживающего в Певеке с женой и двенадцатилетним сыном. Его артель, как и многие другие, занималась вторичной переработкой отработанных пород с последующим обогащением. Проживал он в панельном доме в хорошей трехкомнатной квартире, что совсем неплохо для севера. Артель «просеивала» породы, уже прошедшие через государственное рудное предприятие, а сам прииск находился в 150 километрах от Певека. В золотоносных районах много артелей работают таким способом, т. е. получают лицензию на переработку участков, отработанных уже государственными первопроходцами, снявшими «сливки» с целомудренного пласта или золотоносной жилы. Эти артели и идут вслед за госдобычей, вооруженной самым дорогостоящим оборудованием и мощными многотонными драгами. Ничего подобного они себе позволить не могут – не те финансирование и размах. Но они противопоставляют техническому обеспечению свои рвение, усердие, титанический труд и желание заработать, что и подтверждается их почти всеобщей рентабельностью. Они извлекают из уже переработанной руды все, что в ней осталось, а осталось в ней немало, судя по той же рентабельности.

Мягко говоря, государственные предприятия начинали разработку перспективного участка, а потом по какой-либо причине бросали его и переходили на более перспективный, стараясь по-быстрому сделать план. Потому и остаются вторичные участки, иногда даже более богатые, чем еще не начатые новые.

Как водится, капитан пригласил своего старого друга вместе с семьей посетить судно, что с благодарностью было принято. Борис с семьей остались очень довольны и к тому же познакомились с отпрысками Цикунова. Валентин всегда был хлебосольным хозяином – постарался он и на этот раз. И как продолжение, последовало ответное «алаверды». Во время домашнего застолья, когда после нескольких рюмок в очень приятной компании люди на глазах добреют и готовы оказать любую услугу, о которой раньше и подумать не могли, Борис предложил экскурсию для экипажа на его прииск с заездом в один из давно заброшенных лагерей, где добывали открытым способом редкие металлы.

На следующее утро к борту подкатил тридцатиместный автобус, и уже предупрежденные капитаном накануне, свободные от вахт и работ, члены экипажа заполнили его. Около 10.00 автобус уже катил вглубь сопок Чаунской губы. Водитель автобуса оказался местным, из бывших заключенных, сидел здесь свою «десятку» еще в пятидесятых годах. Не отвлекаясь от довольно разбитой пыльной дороги, он рассказал, что в Певеке находилось управление «Севлага», в которое входили несколько лагерей от устья Колымы до порта Провидения, и, в свою очередь, оно замыкалось на Магаданское управление лагерного хозяйства. Заключенные из этих лагерей занимались добычей полезных ископаемых и редкоземельных металлов, которых на Чукотке было предостаточно, но добыть их было непросто.

На полигон, площадку размером примерно с квадратный километр, выгоняли в любую погоду, исключая совсем уж бурано-ураганные дни, несколько сот заключенных, и они ломами долбили вечную мерзлоту, сгребали лопатами в кучки мерзлые отколовшиеся комки этой многострадальной земли, грузили в сани, в которые впрягались порядка пятидесяти человек, и вывозили к месту складирования.

Во время экскурсии вместо заключенных там работали бульдозеры «Caterpillar» и «Komatsu», и сдается нам, что каждый из них был намного эффективнее сотен заключенных. Но вождю всех народов они и не требовались: он решал главную задачу – найти достойное дело для тысяч приговоренных к большим срокам политических заключенных для их перековки и превращения в достойных граждан страны, которую он представлял, правда, если выживут.

Спецконтингент, как официально именовали обреченных, обычно завозили с началом арктической навигации с июля по сентябрь для пополнения лагерей людским ресурсом и материально-техническим снабжением. Как правило, пароход, привозивший заключенных, вез и снабжение для лагерей. Сошедшие на новую планету сами же выгружали груз и тащились до своего лагеря пешком, неся в руках или за плечами все, что можно было поднять, катили бочки с ГСМ, тащили волоком или на листах железа все, что можно было утащить, – зимой все пригодится, да и взять что-либо там негде, а если учесть продолжительность здешней зимы – с сентября по июнь-июль, – то можно представить себе ценность самой незначительной безделушки.

Через пару часов автобус подкатил к лагерю, где в 40-х и 50-х годах открытым способом добывали урановую руду. Представьте: среди сопок вдруг открывается горизонтально плоская площадка почти правильной круглой формы, как чаша, диаметром около пяти километров, и на середине этой чаши возвышается сопка высотой 80—100 метров с диаметром в верхней части около трехсот метров и у основания около пятисот. На верху сопки расположен лагерь на две тысячи человек – четыре барака по пятьсот человек в каждом, и весь ее верх перегорожен колючей проволокой пополам. На свободной ее половине находился карьер в форме чаши на расстоянии 30—50 метров от края этого псевдовулкана. Вплотную к краю карьера примыкала эстакада, по которой внутрь карьера на глубину 50—70 метров спускались клети с ящиками для руды. Эстакада была изготовлена из бревен и стального каркаса с грузовыми блоками наверху и большим колесом с ручками сбоку. Никакой механизации не было, и заключенные вручную крутили эти ручки, вытаскивая руду и опуская уже порожнюю клеть обратно, а также использовали этот механизм для подъема и спуска работающих. Рядом с подъемником находился вырез 10-метровой ширины, идущий до самого дна карьера, куда укладывали руду, готовую к отправке, предварительно отделив от нее наиболее крупные куски пустой породы. При наступлении холодов ее перевозили машинами и волокушами в порт, а летом, после вскрытия Лены, отправляли на судах типа «река-море» в ленский речной порт Осетрово или по рекам Обь и Енисей к обогатительным фабрикам. Местные старожилы до сих пор гордятся, подчеркивая, что первая в СССР атомная бомба была изготовлена из урана, добытого из этой сопки.