Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 2

Случай одновременной встречи хорошо знакомых капитанов однотипных судов солидного тоннажа и назначения, к тому же работающих на одном и том же направлении и принадлежащих одной судоходной компании, сам по себе уникален. За долгую морскую практику не приходилось слышать ничего подобного.

Любимый повар Цикунова, которую он возил с собой не один год по разным судам, превзошла саму себя. Стол, накрытый в банкетном зале, ломился от деликатесов, удовлетворяя вкус самых изысканных гурманов: икра разных цветов и посолов; балыки, излучающие золотистые оттенки и аромат, при вдыхании которого рот мгновенно наполнялся тягучей слюной; жареный гусь на большом мельхиоровом подносе соседствовал с юной индейкой; нежным, зовущим к себе оттенком светилась буженина; подобранные один к другому грибочки так и манили к себе, и так далее, да мало ли там всего было. Ассортимент напитков поражал своим разнообразием, не говоря уж о том, что все это происходило в начале девяностых. Настоящий армянский коньяк всех известных марок, французские «камю» и «наполеоны», шотландский «Чивас ригал», кубинский ром, ну и, конечно же, русская водка известных брендов. Прохладительные напитки, начиная от джинов разных производителей и датского пива и вплоть до soft drink, скромно сгрудились на отдельном столике. Пожалуй, сам Гиляровский не остался бы безучастным к такому столу.

Первый тост «За встречу!» быстро растопил первичную скованность и остатки каких-то неосознанных недомолвок, а после традиционного третьего «За тех, кто в море!», т. е. за самих себя, все почувствовали себя одной семьей, и от первоначальной неловкости и следа не осталось: каждый старался выговориться, перебивая друг друга, стараясь поделиться выстраданным и наболевшим за нелегкие последние месяцы. Круг общения был свой, и только свой. Накопленный адреналин наконец-то нашел выход наружу, и катарсис не замедлил превратить весь предыдущий негатив в настоящий позитив. Жаль, что современные психологи и психиатры не рекомендуют и не пропагандируют такие методы общения после многомесячных стрессов: сколько людей могли бы быстро и без последствий поправить свое психическое здоровье после продолжительного экстрима.

Остается лишь полагаться на внутреннее чутье много повидавших людей и их звериную интуицию.

Время летело незаметно, как и всегда бывает на подобных мероприятиях. Наступили заторможенность и усталость, хозяин понял – пора и по домам, т. е. по своим пароходам, уже соскучившимся по капитанам. Да и время уже перевалило за три часа ночи, к тому же состояние участников также напоминало об истекшем времени: пора было разъезжаться. Несколько стандартных «посошков» изрядно задержали начало наметившейся репатриации. Вахтенная служба «Нижнеянска» бережно сопроводила каждого гостя до спасательной шлюпки, уютно разместив их внутри мотобота по интересам. Суда-близнецы стояли на якорях практически на одной линии и в непосредственной близости, не превышающей двух кабельтовых друг от друга.

Сразу же за «Нижнеянском» следовал «Василий Бурханов», затем «Капитан Ман» и последним «Амдерма». Славу Нагонова, капитана «Бурханова», высадили без последствий, поскольку его судно стояло первым, затем второй помощник повел бот к стоящему вторым «Капитану Ману». Только-только бот оказался у спущенного парадного трапа, Анатолий Собашнюк, посчитав, что это его судно, уверенно шагнул на трап, и вахтенный незамедлительно начал его подъем.

Тем временем мотобот отошел от судна и направился к последнему судну-близнецу.

Поднявшись на трапе до палубы надстройки, капитан Собашнюк зашел в лифт, который вахта уже приготовила для капитана, держа на первом этаже надстройки рядом с конечным пунктом трапа, и поднялся к себе в каюту на седьмой этаж. На судах этого типа надстройка очень высока, и для удобства экипажа спроектирован лифт, обслуживающий все жилые палубы и уходящий на два этажа ниже, в центральный пост управления машинного отделения.

Приехав на свой этаж, капитан проследовал к своей каюте, но дверь оказалась заперта, и он потребовал от сопровождавшего его вахтенного помощника вызвать старпома. Странно, что вахтенный помощник, глубокой ночью встретив незнакомого, в изрядном подпитии капитана, даже не попытался что-либо выяснить, настолько уверенны и безапелляционны были действия и поступки неизвестного. Даже и тени сомнения в том, что неизвестный может быть не капитаном, не возникло у молодого вахтенного помощника. Через считаные минуты старпом уже был рядом, в свою очередь потеряв дар речи от столь решительного незнакомца. Увидев совершенно неизвестного человека, представившегося старпомом, капитан потребовал открыть ему каюту и немедленно вызвать своего старшего помощника. Чужой старпом, наконец-то пришедший в себя, открывать каюту наотрез отказался, чем вызвал гнев и буйную реакцию капитана.

Попытки объяснить ему, что он находится не на своем судне и необходимо добраться до своей «Амдермы», ни к чему не привели, он просто был не в состоянии осознать произошедшее, и продолжающиеся словопрения все больше раздражали Собашнюка. В итоге, чтобы избежать дальнейших бесплодных объяснений и последствий, каюту открыли, и капитан, хотя и будучи в непростом состоянии, наконец-то понял, что он не у себя дома, но, сев на диван в кабинете, тут же уснул, сильно перегруженный впечатлениями, обильно сдобренными прекрасными алкогольными брендами.

Оставшегося капитана, Анатолия Дорогих, форейтор, второй помощник, привез на последний, также не его, пароход, «Амдерму». Его так же, как и предшественника, подняли на борт, но поскольку по характеру он был спокоен, если не флегматичен, то, быстро разобравшись, что оказался не на своем судне, не стал устраивать бесполезных разборок и спокойно лег спать в каюте своего недавнего попутчика и соратника по несчастью, хотя его-то вины в том и не усматривалось, он стал жертвой обстоятельств. Скорее худощавый, чем упитанный, выше среднего роста, с легкой картавинкой в произношении, он всегда говорил ровным голосом, был общительным и коммуникабельным, но поспорить и подискутировать был не промах.

К этому времени вахтенные помощники на всех четырех судах обнаружили, что перепутали капитанов на двух судах, что в свою очередь быстро стало достоянием гласности среди экипажей всех четырех судов и вызвало долго не прекращающийся гомерический хохот. Но веселье быстро закончилось, и вахтенные стали думать, каким образом в кратчайшие сроки вернуть капитанов на свои осиротевшие суда. Дело усложнялось тем, что оба были нетранспортабельны, да и характер Собашнюка в выпившем настроении тоже не добавлял оптимизма, хотя в естественном состоянии он был добрейшим человеком, но бывает, что иногда несколько капель «озверина» сильно искажают человеческое нутро, и становится совершенно непонятно, почему у смирнейшего оленя вдруг прорезаются зубы тигра или, еще хуже, росомахи.