Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 2

Но это Фрейду для раздумий – пусть голову поломает.

Учитывая сложные отношения между прежним вторым помощником и капитаном Собашнюком, Валентин Цикунов заменил форейтора на мотоботе – второго помощника на старпома. Второй помощник мог вполне попасть под горячую руку своего бывшего капитана, который наверняка заподозрит последнего в случившемся казусе и припишет ему злонамеренный замысел дискредитации бывшего капитана, испортившего ему год жизни. А тут уже попахивает кровью. С капитаном Дорогих проблем не возникло: его, так и не успевшего ничего сообразить, под руки отвели к выходу на трап и спокойно спустили в мотобот, привезли в свою каюту, где он тут же крепко заснул.

С Собашнюком было намного сложнее и пришлось повозиться: он никуда не хотел ехать, поэтому пришлось долго убеждать, что судно не его и экипаж заждался своего капитана, не в состоянии справиться со вновь возникшими неожиданными проблемами. И лишь только когда он увидел перед собой спящего друга и коллегу, своего тезку Дорогих, до него дошло настоящее положение вещей, и тогда он в ярости стал требовать своего бывшего второго помощника, подозревая того во всех смертных грехах, чтобы разобраться с ним на месте. Вот тогда Цикунов перекрестился: как предусмотрительно он убрал второго, заменив его старпомом. Интуицию и опыт не пропьешь, видимо, хорошо он знал своего коллегу Собашнюка.

С большими трудностями капитана-буяна усадили в мотобот и доставили на его осиротевший пароход. Зная крутой нрав своего мастера, вахтенная служба в полном составе встречала его у трапа чуть ли не в парадной форме, но без троекратного «ура». Капитана проводили до заранее открытых дверей каюты, где он и успокоился на отведенное для сна время, и до полудня его не было слышно.

Уже после обеда, где-то около 14 часов, все участники приема на «Нижнеянске» вышли на связь и обменялись впечатлениями от незабываемой встречи. Обиженных не было, все остались довольны и заразительно смеялись, обсуждая перепутанные суда и капитанские каюты. Естественно, что разговоры слышали все присутствующие на мостике, а вслед за ними об этом узнали все экипажи четырех судов, все 160 человек, и пересудов хватило надолго со многими позднее придуманными нюансами. По-другому и не бывает. Любая морская новость или байка впоследствии непременно обрастает новыми, не существовавшими никогда подробностями, становясь от этого более привлекательной и притягательной. Огласка этого случая произошла позднее, хотя и не сразу. Через два месяца теплоход «Нижнеянск» пришел во Владивосток из того же Ванкувера все с тем же зерном. К этому времени вся история уже выплыла наружу, что было совершенно очевидно, это не было даже секретом полишинеля, а чем-то гораздо большим, все-таки 160 человек почти свидетелей, тем более что никто и не стремился каким-то образом утаить случившуюся драматическую комедию.

Однажды на большом диспетчерском совещании пароходства, которое проводилось по пятницам в просторном кабинете начальника пароходства, после окончания официальной части, как обычно, оставалось какое-то время на посторонний треп, и тут кто-то из присутствующих рассказал о встрече капитанов четырех «морковок» в Ванкувере с финалом, явно добавив что-то от себя и приукрасив. Все присутствующие на совещании, а это около сорока человек, от души посмеялись и в свою очередь рассказали своим знакомым.

Вскоре все пароходство было в курсе Ванкуверских посиделок, и частенько капитана Цикунова во время посещения многочисленных служб и отделов просили уточнить какие-либо возникшие при обсуждении в определенном кругу подробности его хозяйских организаторских способностей и действий, поскольку ничего подобного даже на памяти старожилов не случалось.

Единственный, кто воспринял эту историю без тени иронии, был непосредственный руководитель капитана – заместитель начальника пароходства по мореплаванию, который прилюдно заявил в службе мореплавания, что Цикунов опять отличился и необходимо перевести его на более низкую группу судов, чтобы научился вести себя более серьезно и ответственно, не позволяя себе мальчишеских проказ.

Начальник пароходства к заявлению своего заместителя отнесся более чем прохладно, не только не поддержав, но откровенно проигнорировав.

Так и остался капитан Цикунов на борту своего «Нижнеянска» еще на четыре года, совершенствуя пожелания зама на прежнем рабочем месте.

Послевоенные годы: похоронен красный диктатор, борьба за власть, и его верный опричник Берия последовал вслед за хозяином. Но оставалось еще достаточно верных ленинцев и сподвижников советского «великого кормчего» всех времен и народов, и все они хотели под шумок сесть на место своего бывшего босса. Коалиции, внутрипартийные группы, кланы и антипартийные группы… И наконец к 1957 году возня под ковром закончилась, и, по раннему подобию, власть сосредоточилась в одних руках Никиты Сергеевича Хрущева – великого авантюриста фактически без образования, который впоследствии будет назван самым необразованным руководителем Российского, Советского и снова Российского государства, будущего «кукурузника» и бывшего генерала от политики, на совести которого, как члена военного совета ряда фронтов, немало загубленных жизней наших солдат под Киевом, Харьковом, да мало ли еще где.

Страна, еще не полностью оправившаяся от военных ран, ждала перемен в лучшую сторону. Люди устали от ожидания «черных воронков», последствий массовой коллективизации, бесконечных войн и угрозы жизни: они хотели просто жить или хотя бы передохнуть от окружающего кошмара и ненормальной зарплаты, жилищных условий, одежды, медицинского обслуживания. Страна, хотя и официально превратилась из аграрной в аграрно-индустриальную, но по сути оставалась все той же аграрной, где люди, загнанные в колхозы, обложенные многочисленными налогами и получающие на свои трехзначные трудодни жалкие подачки, на которые не мог прожить и один человек, не говоря уже о семьях, тогда еще больших, вынуждены были выживать со своих огородов, или, как их тогда называли, приусадебных участков, хотя усадьбами там и не пахло: максимальная общая площадь не более половины гектара, изба с соломенной крышей и глиняным полом и остальная пашня, вспаханная тощей лошаденкой, взятой у соседа за пол-литра самогона, которая была засажена картошкой, капустой, свеклой, огурцами и помидорами, чтобы прокормиться до следующего урожая. Об электричестве только в газетах читали. Дырявый сарай с тощей коровенкой и вечно голодным подсвинком, да еще цепным псом, привязанным у того же сарая. К тому же миграция в города была строго запрещена: сельское население не имело паспортов и, по сути, мало чем отличалось от крепостных: в редких случаях паспорта все же выдавались, но зависело это от твоих отношений с председателем колхоза. Эта система окончательно была отменена лишь в семидесятые годы.