Владлен Анжело - Жизнь Горькая… Жестокая…

Когда отец получил телеграмму от маминых сестёр о случившейся трагедии, Ида хладнокровно пошла на аборт! И так продолжалось в течение… трёх лет! И только когда мой отец, став членом ВКП (б), занял должность заведующего отделом горторга, тогда она решила родить ребёнка. Она даже заранее придумала ему имя – Виктор! Когда же вместо сына она родила дочь, её назвали Викторией. С детства её называли… Витя! Когда я стал подростком, я звал свою сводную сестру не Витей, а Витой, хотя правильнее её следовало называть Викой.

* * *

Но вернёмся к прерванному повествованию. По прибытии отца в Батуми он дал своё письменное согласие на проведение этой операции. Перед этим меня сфотографировали… Мало ли что могло случиться… К сожалению, этот фотоснимок не сохранился. Но я очень хорошо его помню. Жалкий, несчастный малыш в больничной пижаме стоит на стуле, ухватившись своими ручонками за спинку стула. На жалком личике – печать страданий…

Операция прошла успешно, и спустя некоторое время отец увёз меня из Батуми. Через трое суток долгого и утомительного пути мы в конце концов добрались до Новгорода-Северского. Перед отъездом из Батуми мамины сёстры уговорили отца взять два больших чемодана маминых платьев. Они полагали: эти платья сможет использовать моя мачеха.

Отец мне потом рассказывал, что эти чемоданы кто-то украл, когда он, оставив меня на попечении одной попутчицы, вышел на промежуточной станции купить еду. Однако теперь, спустя десятилетия, я абсолютно убеждён: отец просто оставил эти чемоданы в поезде, поскольку мамины платья напоминали бы отцу о случившейся трагедии…

* * *

В Новгород-Северский поезда в ту пору не ходили. Ближайшей железнодорожной станцией была Пироговка – тупиковая станция, к которой была проложена железнодорожная линия от станции Терещинская, находившейся на магистрали Киев – Москва.

В Пироговку поезда приходили три раза в сутки – утром, днём и вечером. Это были так называемые рабочие поезда местного значения. Каждый раз к прибытию поезда в Пироговку из Новгорода-Северского приезжали извозчики на санях (зимой) или на бричках (летом).

Отец мне потом рассказывал: когда он вышел из вагона, держа меня на руках, тут же к нему подбежал знакомый извозчик с тулупом в руках. Меня завернули в этот тулуп и, уложив меня в сани, повезли по льду через реку Десну в Новгород-Северский, расположенный в двенадцати километрах от Пироговки.

Когда мы въехали в город, отец уточнил: нам надо ехать к дому родителей отца… Я не сомневаюсь в том, что вопрос о моём «местожительстве» был решён ещё до поездки отца в Батуми: я должен жить в семье родителей отца…

Выше я уже писал о том, что Ида убедила отца поселить меня к его родителям… После того как отец и Ида легально сошлись, Ида сразу взяла бразды правления в свои руки. Безусловно, ей очень хотелось иметь собственного ребёнка. Но будучи женщиной волевой, проницательной, она хорошо понимала: чтобы семья была прочной, она не должна испытывать материальных трудностей. Во-первых, будучи единственной дочерью своих родителей, она должна была оказывать им материальную помощь. Во-вторых, отец должен был также оказывать своим родителям аналогичную помощь. А главное – у Иды не было совершенно никакого желания растить чуждого ей малыша…

* * *

Несомненно, накануне своей поездки в Батуми отец побывал у своих родителей. Сообщив им о случившейся трагедии – кончине моей мамы, он разъяснил им: его новая «подруга жизни» Ида не может увольняться с работы. Только если он и Ида будут работать, родители смогут получать от него материальную помощь. Таким образом мой отец вынудил своих родителей согласиться с тем, что они будут «опекать» меня…

Кто были родители отца? Дедушке, Файвусу Гершевичу (Григорьевичу), в конце 1930 года было шестьдесят лет. Бабушка Двойра (Вера) Абрамовна была на три года моложе. На попечении бабушки находилась её мать – женщина преклонного возраста, которой было за восемьдесят… Она уже не вставала и, фигурально выражаясь, была прикована к постели…

Вот в такой семье я оказался в канун 1931 года… Дедушка с бабушкой были далеко не в восторге от такого «новогоднего подарка»… Но, к сожалению, у них не было другого выхода… Они влачили жалкое существование, жили в нищете, не получая никакой пенсии… Элементарное выживание стало жгучей и мучительной проблемой их беспросветного бытия…

Они жили в небольшом деревянном домишке с печным отоплением. Элементарные удобства: электрическое освещение, водопровод, канализация – отсутствовали… Рядом с домом был огород. Единственным «богатством» родителей отца была… коза!

Бабушка была женщиной суровой, неласковой… Дав жизнь семерым детям, она двоих сыновей похоронила… Моисей скончался вскоре после рождения: из-за неудачно сделанного обрезания произошло заражение крови… Соломон скончался в 12-летнем возрасте из-за крупозного воспаления лёгких… Выжили пятеро детей: Сара – Ципора (Циля) 1898 года рождения, Хана (Анна) 1900 года, Барух (Борис) 1903 года, Гирш (Григорий) 1908 года, Авраам, 1911 года.

За исключением моего отца, помогавшего своим родителям, остальные дети жили своей жизнью, и никакой помощи от них дедушка с бабушкой не получали…

К моменту моего прибытия в Новгород-Северский «чада» разлетелись из родительского «гнезда»…

Сара – Ципора и её муж Арон уехали в город Путивль Сумской области и устроились простыми рабочими для «перековки» в рабочем коллективе и приобретения «пролетарского самосознания». Анна незадолго до моего прибытия из Батуми вышла замуж за своего соплеменника Давида и уехала с ним в город Великие Луки. Григорий ушёл добровольцем в армию, Авраам поступил на рабфак Харьковского юридического института. Так что мой отец, обосновавшийся в Новгороде-Северском, был единственной опорой своих родителей, и в этой ситуации они скрепя сердце просто вынуждены были согласиться, чтобы я – их единственный внук – стал членом их семьи…

* * *

Между тем состояние моего здоровья оставляло желать лучшего… После перенесённой операции – удаления паховой грыжи – я очень ослабел… Моё тело было покрыто фурункулами… Дедушка сразу же взял на себя обязанности няньки. Он варил мне манную кашу на печке-буржуйке, смазывал нарывы вазелином…

Дедушка был человеком набожным. Утром и вечером, облачаясь в талес (покрывало оранжевого цвета с чёрными полосами), прикрепив маленькие кожаные коробочки (тфилин) на темя и обнажённую руку, надев на голову чёрную шапочку (ермолку), дедушка раскрывал свои толстые молитвенные книги и, покачиваясь вперёд и назад, произносил: «Барух, Ата, Адонай, Элогейну, Мелех Гаолам, Ашер Кидшану Бемицвотав, Вецивану Легадлик Нер Шель Шабат!» (Благословен ты, Господь, Бог Наш, Владыка Вселенной, освятивший нас своими заповедями и повелевший нам зажигать субботние свечи!)