Лилия Задорнова - VLADI. Владимир Скулачев

21 февраля 1935-го года, в четверг, в Москве у Петра Скулачева и Надежды Левитан родился первенец, которого назвали Владимиром. Назвали его именем вождя мирового пролетариата – Ленина. Это была дань времени.

– Ты знаешь, – рассказывал мне Володя, – когда я пошел в школу, оказалось, что почти половина всех мальчиков класса носят то же, что и я, имя. Учился я в мужской школе, и подавляющее большинство мальчиков, особенно первенцев, звали Володями. Наверное, меня, как старшего сына, должны были согласно русской традиции назвать либо в честь деда, отца моего отца, Степаном, либо выбрать мне имя по церковному календарю.

Но все домашние звали его не Володей, а другим, детским именем – Владик. На Володю или Вову ребенок просто не откликался.

Все воспоминания раннего детства Володи связаны с отцом, которого он обожал. Отец был самым любимым его человеком и служил для сына непререкаемым авторитетом.

– Владик, я ухожу на работу, – частенько говорил он, освобождаясь от объятий сынишки, – какую игрушку тебе принести?

– Ба-ла-бан, – старательно выговаривал Владик название желанной игрушки.

Он любил извлекать из этого круглого и не совсем понятного предмета гамму всевозможных звуков. Исследование игрушки заканчивалось ее уничтожением, потому что, наигравшись, Владик сильно топал ножкой, целясь прямо в середину круга, отчего сразу продавливал барабан.

– Ух ты! – то ли удивлялся, то ли сокрушался отец, видя перед собой остатки только что принесенной им игрушки.

А через день, к радости Владика, отец приносил барабан размером больше прежнего. Но его ждала участь предыдущего, поскольку одним целенаправленным прыжком Владика игрушка уничтожалась и отправлялась на помойку.

Незабываемыми для Владика были моменты, когда отец предлагал уже чуть подросшему сынишке покататься по Москве. В то время легковых автомобилей было очень мало, не много было и такси.

– Владик, поехали кататься по Москве?

– Поехали! – с восторгом соглашался Владик.

Они выходили на улицу и ждали такси с зеленым огоньком. Все такси были одинаковыми. Это были автомобили «ГАЗ М-1», серийно производившиеся на Горьковском автомобильном заводе и получившие в народе название «эмка». Отец поднимал руку, такси останавливалось. Петр открывал заднюю его дверцу, пропускал Владика вглубь машины, где славно пахло бензином, и сам устраивался рядом с сыном.

– Куда едем? – строго, как казалось Владику, спрашивал водитель.

– Москву смотреть, – широко улыбаясь и крепко прижимая к себе сынишку, отвечал Петр.

Таксист важно кивал и вез их показывать Москву, которую Петр, собственно, и сам прекрасно знал. Владик, прижавшись к отцу, во все глаза смотрел вокруг: Москва восстанавливалась, строилась и вся была в лесах.

Петр постоянно пропадал на работе, поэтому не мог уделять много времени общению с сыном. Работал он в ведущей архитектурной мастерской, выполнявшей важнейшие задачи по проектированию Москвы. Основным лозунгом сотрудников мастерской был «ударный труд», означавший практически круглосуточную их работу. Людей отпускали домой разве что поспать, а поскольку и мать Владика работала в той же, что и отец, мастерской, родители дома находились, по сути, время от времени. Владик был под постоянным и неустанным надзором няни Поли, Пелагеи Павловны.

Когда началась война, Володе исполнилось шесть лет. Жила семья в Москве в одной огромной комнате в доме на Домниковке. С наступлением лета семья, как обычно, переехала в Подмосковье на дачу. Какой-то своей мгновенной реакции на объявление войны Володя не помнил. Только через несколько дней после ее начала у него возникло ощущение, что произошло что-то абсолютно новое и ужасное, что-то такое, чего раньше никогда в его жизни не было.

Петр и его младший брат Александр отправились в военкомат, который вызвал их повестками. Дома все с нетерпением ждали, с чем они вернутся, попадают ли они под первую волну мобилизации или нет? Ушли они рано утром, а среди дня прибежал один из двоюродных братьев Владика, летом тоже живший на даче.

– Я видел дядю Петю и дядю Сашу. Они идут сюда со станции очень веселые, – вбежав в дом, радостным криком сообщил он ожидавшим известий.

Послышались вздохи облегчения, и уже через несколько минут Петр и Александр вошли на террасу дачи.

– Завтра утром мы должны явиться на сборный пункт новобранцев: каждый с ложкой, кружкой и полотенцем, – воодушевленно сообщил Петр. Оказалось, что оба они уже мобилизованы.

На следующее утро Владик проснулся очень рано и тихонечко лежал в своей деревянной кроватке. Вдруг в предрассветных сумерках у кроватки возникла фигура Петра. Он нагнулся к сыну и поцеловал ребенка в лобик, чего раньше, как человек скорее суровый, чем сентиментальный, никогда не делал. Петр тут же ушел, и увиделись отец с сыном только спустя два с половиной года.

С утра 22 июня 1941-го года началась цепь событий, абсолютно изменивших весь семейный уклад и обычный ход жизни маленького Владика. Москву начали бомбить, особенно интенсивно в районе трех вокзалов-Ленинградского, Казанского и Ярославского, рядом с которыми и был расположен их дом на Домниковке. Поскольку семья обитала на даче, решено было из дачного поселка пока в Москву не возвращаться и как можно дольше пожить за городом, где было спокойнее. Арон Маркович обратился с просьбой об эвакуации семьи из Москвы. Просьба его была удовлетворена, и всю семью-Арона Марковича, Розалию Захаровну, дочь их Надежду с внуком Владиком – прикрепили к коллективу Московского завода «Фрезер», который подлежал эвакуации куда-то на юго-восток.

Надежда тщетно пыталась узнать, по какому адресу Петр мог писать им с фронта, но из-за страшной неразберихи в первые месяцы войны она не смогла получить никакой информации. В московскую квартиру от Петра пришло одно коротенькое письмецо. Дачный поселок старых политкаторжан как-то вдруг совершенно опустел, а те немногие семьи, что остались в нем, занялись рытьем узких и глубоких траншей, называвшихся «щелями», для защиты людей от бомбардировок, которые происходили не только в Москве, но случались и в ближайшем Подмосковье.

Однажды на улице Владик нашел черный осколок, который долго хранил в секрете. Он узнал, что скоро их семья уедет на поезде далеко-далеко, и поскольку он никогда еще на поездах дальнего следования не путешествовал, ждал этого события с интересом и нетерпением. Чтобы скоротать время, он на тропинках дачного участка из длинных еловых шишек делал многочисленные эшелоны, представляя себя пассажиром одного из них.

Сентябрь сорок первого выдался сухим и прозрачным. В ожидании эвакуации Владик с дедом Ароном часто гуляли по поселку. Однажды дед поразил внука тем, что, увидев скамейку через открытую на чужой участок калитку, зашел с внуком на совершенно чужую и казавшуюся необитаемой территорию, чтобы посидеть там на скамейке. С полчаса они сидели и, отдохнув, продолжили свое путешествие. У Владика осталось ощущение какого-то огромного смещения правил совместной жизни дачников, которые раньше никогда не позволили бы себе такой вольности.