А.Ча.гин - Путешествiе изъ Петербурга въ Гурзувiтъ. Или путевые записки праздного исследователя о расейских дорогах и о Мироустройстве Отечества при пересечении оного поперек с Севера на Юг и обратно

Кассетные – это бомбы, разрывающиеся на тысячи частей, а фосфорные – выжигающие все дотла, даже металл.

Все аргументы властей Киева, провозглашаемые с международных трибун, о целесообразности подавления бунта русскоязычного населения всеми средствами меркнут перед одной фразой девушки Юлии из Донецка:

– Мне не руку и ногу оторвало, а разорвало душу.

В четверг, 22 января 2015 года, Юля, как обычно зашла в троллейбус и села на сиденье, расположенное в задней части салона.

– Только я села, взяла в руки телефон, чтобы переписываться, и – прилёт. Первая мина. Меня оглушило. Рука оторвана была сразу, я видела две торчащие кости, все это висело на мышце. Нога была вывернута в сторону. Я оборачиваюсь назад, сзади меня сидели две женщины, головы у них были странно наклонены, неестественно, и я понимаю, что они мертвые.

Несмотря на продолжающийся обстрел, подбежали люди, стали оказывать помощь. И тут зазвонил телефон, который лежал рядом, и Юля увидела, что звонит бабушка, но взять его уже не смогла.

Кто-то схватил телефон, ответил.

И Юля закричала:

– Только не говорите бабушке… у меня все хорошо…

После всего этого прямые оскорбления даже не отдельных личностей, а всего русского народа, и призывы буквально вырезать всех нас уже не кажутся бредом сумасшедшего!

А что было бы с Крымом, с русским Севастополем?

Я не могу представить!

И я не могу поверить!

Я не могу поверить, что это украинцы – земляки Николая Гоголя, Тараса Шевченко, Петра Столыпина, Сергея Прокофьева, Михаила Булгакова, Сергея Королева и многих, многих других великих людей.

Где вы, добрые селяне, что с вами стало?

Мы не враги вам, нам в худшем случае просто наплевать на вашу зависть и гонор. Мы все понимаем. И все видим. И в большинстве случаев прощаем. Такова русская натура.

Но бывают случаи…

Все, больше не могу.

Позавтракав кофеем с баранками, мы, осенив себя крестным знаменем, тронулись в путь, и по обыкновению своему я, будучи водителем экипажа, поскак… нет-нет, помчался во всю мочь, благодаря чему уже через час другой, обогнув все заторы и извивы, были на коренном московском тракте.

Надо сказать, любезный читатель, что путь сей мне хорошо знаком – не раз я со свистом пролетал его и в худшие и в лучшие времена.

Вот сейчас, после величественных свершений политических, опять отправились глянуть, что же новаго да свежаго случилось и с путь-дорогой нашей и со странами ея окружающими. Конечный пункт наш – Крымский Край – занимал нас и меня в частности с точки зрения благоустроуства новых земель и содержания жизни жителей, чему я придавал особливое значение.

Что дорога! – ее в привычном безхозном виде нет, одна сплошная ровная полоса шириной в три-четыре почтовых кареты. И такая гладкая будто в след Государя и не ездил никто! Где былая грязь да распутица, где непроходимые дебри бурьяна по обочинам?! Где приключения в конце концов?!

Вот, на скаку минуя Тосно и Новгород, наш экипаж по новейшей объездной, протянувшейся на сотню верст, без задержки проследовал Валдай, Тверь и даже Клин.

Безрадостны наши северные пределы. Тонкая березка, дальняя елочка, болотце. Покосившиеся заборы у пустых, накренившихся изб – все брошено, все в запустении. Некогда веселые Киселенки, Зайцевки брошены и готовятся к полному разорению.

Старые умерли, молодые съехали.

____________________ Петербург-Гурзуф – 2500 км ___________________

Но что это?! – блеснул свежей позолотой купол, белым боком засиял новый добротный терем – иначе и не скажешь, хлесткой вывеской привлекла взор местная корчма. Живут люди! На полянке у тракта раскинулось торжище унтов чухонских, ваз персидских и невиданных набитых соломой гигантских медведей для забав детей по всей видимости господских. Пиршество коммерции. Куда глядит урядник?!

Кстати замечу, что ни разу ни полицейский ни какой другой служитель закона и порядка не встретился нам на бескрайних полях русской равнины, окаймленной железными опорами и отбойниками нашего тракта. Правда то и дело мелькали знаки свыше о неусыпном механистическом контроле за ездой нашего и других разнообразных экипажей, коих кругом было великое множество. Доверяй, но проверяй. Без этого русскому человеку никак!

Вот уже и Москва! Суета сует и всяческая суета. Въехали прямо в гущу чиновничьих подвод и буйных московских лихачей, не терпящих обгонов и не боящихся прижимов.

Эй, поберегись, зашибу!

Остановились в имении Королевых-Беликовых – прекрасных гостеприимных людей, наших московских родственников, в последнее время усердно занятых расширением своих владений, кои теперь, захватывая Снегири и Волоколамские земли, простираются до Турецких берегов. Торжественный ужин с индейкой в яблоках, светские беседы, рассказы о том, об этом. Покой. Уклад…

Москва. Как много в этом слове для всего русского организма и существа, находящимся в нем, сокрыто! Это и пиршество архитекторы, это и подрезка лихими пролетками справа и слева, это и ширина мощеных мостовых, это и высокие терема и общественные государевы строения. Жуть боярская. Но люблю я, черт возьми, этот древний град за широту души, шум и скорость, вольность и величественность…

Но в путь, едем дальше.

А так как выехали мы рано, чтоб испить по заведенной мной же диспозиции кофею, пришлось останавливаться у придорожного трактира господина МакДональдса, невесть как оказавшегося после заморских запретов посередь нашего Отечества. Кофей – дрянь, помои, честное слово, но вот Карто Фель а-ля Фритюр и Беф Стейк хороши, даром что из североамериканских провинций.

Далее по ходу пути одно приятствие и отдохновение души – за весьма скромную плату местные полицмейстеры и дорогоустроители организовали казенные тракты почище почтовых, куда там даже нашим, столичным проселкам! И так аж до… Хотя нет, Воронеж, что в прошлом, что в нынешнем году явил собой полную профанацию указов Государя.