Анатолий Грешневиков - Сто сорок писем Василия Белова

Вот что, кратко, хотелось мне тебе сказать. Поговорим, может быть, и еще, коли живы будем.

Обнимаю. Белов. 3 декабря 2001 года. Вологда.

Да, у тебя под боком объявилась икона Богоматерь Подкубенская (умиление) – шедевр живописи, которую (цветное фото) я хочу вставить в свою новую книгу и уже написал в Ростов, чтобы организовали мне хорошую съемку на слайд и прислали в Вологду. И тебя упомянул в письме к работникам Ростовского музея…

Посодействуй, сколько можешь!

До свидания еще раз.

Белов.

Хорошо помню, я не спал всю ночь, осмысливал ту высокую оценку, которую дал Белов, прочитав мою книгу «Дом под кронами дубов» – «А ты настоящий писатель!». Я настоящий писатель… Это внушил не я себе сам, это написал черным по белому великий наш писатель, на чьих книгах я учился в студенческие годы.

Эта похвала побуждала меня потом писать и писать, не оглядываясь на замечания критиков, порой и справедливые.

О книге мы говорили и спустя месяц, и спустя год. Белов хорошо помнил многих ее героев. То просил рассказать о леснике и самодеятельном художнике Михаиле Семидушине, то о несмолкающей гармони Павла Марзаева.

Иногда, перечитывая письма Белова, в том числе и это – о выборе заниматься или не заниматься документальной публицистикой, идти в политику или остановиться на писательском труде, я задаю себе вопрос: а Белов когда-нибудь сомневался в таком выборе? Известно, что он сознательно встал на путь политического обличения власти, противостояния, публичного высказывания той правды, о которой не писала либеральная пресса и которой боялась либеральная власть. Выходит, сомнений и переживаний на сей счет не должно быть. Тогда как быть с тем признанием, которое он сделал известному литературному критику и публицисту Владимиру Бондаренко, опубликовавшему в газете «Завтра» беседу с писателем под заголовком «Молюсь за Россию». Писатель размышляет: «Вот я до сих пор публицистикой занимаюсь. А надо ли это писателю, так и не знаю… Конечно, писатель должен заниматься политикой своего народа. Но место писателя все-таки определяется его художественной мощью, величиной и сложностью художественного замысла. Тут многое зависит от цельности писателя. От того, какую непосильную задачу он на себя взвалил. Какой Храм хочет построить».

И вновь ловлю себя на мысли: только гениальному писателю свойственно сомневаться и при этом выбирать и идти верной дорогой – дорогой служения Отечеству. Белов, безусловно, гениальный писатель, подвижник, публицист, философ.

Трудновыполнимой оказалась просьба писателя достать копию, вернее, фотоснимок с иконы Богоматерь Подкубенская (умиление), что хранилась в музее Ростова Великого. Сотрудники искали ее по моей просьбе в запасниках, но не нашли. Тогда я послал им телеграмму, как напоминание о том, что от своего предложения мне трудно отказаться, ибо фотоснимок нужен писателю Белову.

Декабрь 2001 года заканчивался этим письмом.

Переписка с Беловым началась в новом 2002 году с моего письма. 16 января я проинформировал писателя о сданной в типографию его книге «Раздумья о дне сегодняшнем», а также напомнил о причинах затянувшегося поиска нужной иконы.

К счастью, письмо сохранилось в моем архиве:

«Глубокоуважаемый Василий Иванович!

Рукопись Ваших статей и очерков подготовлена и сдана в печать.

Судя по всему, выйдет очень боевая и содержательная книга. Раз Вы мне доверили ее подготовку и издание, то я скомпоновал и выстроил ее на свой лад, сделал две главы – о дне сегодняшнем и воспоминания о прошлом – под заголовком, как Вам уже и писал, «Раздумья о дне сегодняшнем». Менять теперь что-либо в содержании и оглавлении поздно, материал в типографии. Правку в текст Вы сможете внести по получении корректуры.

Предисловие я сделал небольшое. Сожалею. Следовало бы написать покрепче и подетальнее. Но вот кое-каких автобиографических и литературных деятелей мне как раз и не хватает. Из-за них я и хотел подъехать к Вам домой и поговорить-побеседовать. В январе не получается. Может, в феврале-марте соберемся и встретимся?! Я готов подъехать на машине. Мне это сделать проще, чем Вам. А пару страниц следовало бы сделать поживее, так как Ваша биография нигде не опубликована, за семью печатями информация о Вашей родословной, о Вашем творческом пути. Тем более, впереди у Вас значительное событие – юбилей – 70-летие. И книгу надо бы сделать построже, но и поживее.

Кстати, в связи с юбилейным подходом к изданию книги было бы замечательно напечатать в ней не две фотографии, которые Вы мне дали (с Шолоховым и Гагариным), а поболее. Десяток, например. Мне помнится по газетным и журнальным публикациям, есть снимки, где Вы сфотографированы с Шукшиным, Распутиным, Астафьевым и т. д. Посмотрите и срочно мне их вышлите. Сохранность, возвращение снимков – обеспечим. Но то, что они нужны, то, что они сделают книгу побогаче и поярче – это точно. Так что жду фотографии, разные и обязательно с официальным уклоном, так как книга публицистическая, а не автобиографическая. Есть ли у Вас, например, снимки с Верховного Совета СССР?!

И последнее. На той неделе А.С. Рыбников был в музее Ростова Великого. (Кстати, Рыбникову на днях присвоено Указом Президента РФ звание «Заслуженный работник культуры РФ». До этого Патриарх наградил его святым орденом. Так что зря ваши Лыкошин и Ганичев верят ярославским религиозным фанатикам, распускающим о нас дурные вести.) Фотографию с иконы пока там – в Ростовском музее – не сделали Вам, причина одна – не могут найти эту икону. То ли она в запаснике, то ли Вы ошиблись в чем-то… Но пока музейные работники преисполнены желания найти эту икону и сделать для Вас фотоснимок. Моя правительственная телеграмма о поиске иконы лежит у них на столе. Подождем еще.

Пожалуй, все. Как у Вас идет работа над книгой о Гаврилине? Когда лучше нам повидаться в Вологде, чтобы никого не обременить и не побеспокоить особо?!

Еще раз примите вместе с добрейшей Ольгой Сергеевной мои искренние пожелания Вам и Вашим близким удачи и здоровья в наступившем новом году!».

Так как в это время мы общались часто по телефону, то в письме есть фамилии и разные факты, которые нуждаются в пояснении. Предисловие я расширил за счет тех биографических и литературных деталей, с которыми Белов поделился по телефону. Фотографии я разместил специально в начале книги. Читатель, прежде чем вникнуть в правдивую и заряжающую энергией боевую публицистику писателя, должен зарядиться иной энергией, исходящей от фотодокумента, который подтверждает масштабность личности и огромный круг общения. В книгу вошли снимки, часть из которых Белов привез мне в Москву, а часть прислал отдельной почтой. На них были изображены встречи Белова с Шукшиным, Шолоховым, Гагариным, Симоновым, Абрамовым, Астафьевым, Распутиным, Залыгиным, Шафаревичем. То был цвет и совесть нации. Потому книга с первых страниц внушала уважение к тексту. А мне так хотелось, чтобы читатель на одном дыхании одолел суровую публицистику!