Анатолий Грешневиков - Сто сорок писем Василия Белова

Иная история у фотографии, на которой Василий Белов беседует с первым космонавтом Юрием Гагариным. В ходе той беседы не родилось ни одного спора. Наоборот было обоюдное понимание друг друга. Белов тогда узнал и подоплеку сноса Храма Христа Спасителя в Москве, и то, как Юрий Гагарин на одном из съездов комсомола внес предложение восстановить эту православную святыню. Я в свою очередь услышал о смелом гражданском поступке космонавта от Белова при подготовке книги публицистики «Размышления о дне сегодняшнем», куда вошел фотоснимок встречи писателя с космонавтом.

Частые поездки Белова в Санкт-Петербург были вызваны тем, что он усердно, но тяжело работал над повестью о композиторе Валерии Гаврилине, который жил там.

Дорогой Анатолий Николаевич! (забыл, старый дурак, имя твоей супруги).

Вот несколько подвернувшихся снимков. Я с удовольствием бы избавился от всех своих архивов… В том числе и фотографий.

Поздравляю с Крещенским сочельником. Завтра Богоявление. Берегите детей и воспитывайте их в христианстве, чтобы потом не страдать, как я.

До свидания, жду в Вологде. Белов. 18 января 2002 года.

Моя жена Галина приехала в Москву проведать, как идет учеба у младшего сына. Зашла ко мне на работу, а там, в кабинете сидят Белов и Заболоцкий. Разговоры вначале шли о том, о сём, о районной газете, где жена работала главным редактором, о деревне, из которой бежит молодежь. Про детей беседа вышла более горячей.

– Сыновья с неохотой едут копать грядки, – сетует Галя. – Приедут на дачу помочь нам, а я вижу, им не особо нравится с землей возиться.

– У вас хоть едут в деревню, а у меня дочь никакими коврижками в родную Тимониху не заманишь. Никакой речи быть не может о том, чтобы помочь по хозяйству.

– Нет, у нас отца и старший, и младший слушаются. Побаиваются. Скажет, что надо помочь, – они помогают. Сами порой и не догадаются. Но, как я, на грядках работать не хотят.

– Я бы рад был, если бы меня дочь слушалась…

Мне этот разговор, похожий на ворчание стариков, не нравился, и я попытался перевести его на другую тему.

– Сами виноваты, – заявил я. – Надо воспитанием заниматься, воспитывать по принципу «Делай, как я», у нас все времени нет, всё работа, работа, работа.

– Всё так, – кивнул головой Белов. – Мы вечно заняты…

– При чем тут «вечно заняты», – неожиданно наш разговор прервал Заболоцкий. – Они сами должны понимать, почему отец занят, какая на нем ответственность… Сидим вот мы у тебя, Вася, в комнате, пьем чай, смотрим телевизор, а Аня приходит с улицы, заходит к нам и сразу переключает «ящик». Даже не спросит разрешения, ничего не скажет, просто берет и врубает свою телепрограмму. Ей так нужно.

Извечная спорная тема «Отцы и дети» вылилась в более серьезную дискуссию. Примеры следовали один за другим.

Потому письмо Белова с советом заниматься христианским воспитанием детей было к месту, как продолжение прошлого горячего разговора. Правда, из всего сказанного Беловым следовал один лишь серьезный укор дочке – та медлила с замужеством, жила одна, а ему хотелось, чтобы она обзавелась семьей и нарожала внуков. Наверное, это простительная критика в адрес любимых детей, заставляющих страдать родителей.

Последние «подвернувшиеся снимки», которые Белов прислал мне, успели войти в новую книгу. То были фотографии семейного характера: отец на заготовке леса, портрет с женой и дочкой, автор во время службы на флоте.

С большой обеспокоенностью я отнесся к желанию Василия Ивановича избавиться от личного архива. Одно дело – освободиться от фотографий, передать их в музей или в библиотеку. Впоследствии их легко восстановить, заново отпечатать. Хотя старые семейные снимки труднее всего найти. Их вредно считать лишними. Они должны передаваться из поколения в поколение. Да и снимки с известными людьми в семейном архиве не могут не пригодиться.

Освобождать письменный стол и домашнюю библиотеку от писем друзей и читателей вообще опасно. Эпистолярное наследие не подлежит восстановлению. Разорвешь письмо Шукшина или Рубцова, и потомки никогда не узнают, о чем беседовали и переживали их кумиры. Даже если отдашь архив на хранение в случайный музей, и то спокойным можешь быть, если в этом учреждении работают подвижники, совестливые сотрудники, для которых письма великих творцов не являются товаром.

Мне довелось видеть, как Белов избавлялся от писем читателей, которые приходили к нему массово, заваливая рабочий стол. Он их то сжигал, то рвал. Пришлось предложить ему отдавать их либо в музей, либо мне для составления соответствующей книги. Василий Иванович иногда перенаправлял мне читательскую почту. А письма его друзей-писателей стал частями передавать в Ленинскую библиотеку в Москве.

Дорогой Анатолий Николаевич!

Не знаю, читал ли ты эту мою статью, потому и посылаю… Жду верстку и прошу тебя – купи две моих книги «Избранного», если привезут. Для Лукьянова одну и себе, а я рассчитаюсь с тобой, когда приеду.

Обнимаю.

Белов. 8 июня 2002 г. Вологда.

2002 год, в отличие от предыдущих, стал для Белова самым удачным. В столичном издательстве «ИТРК» вышел его большой однотомник «Избранное». Редактор Виктор Калугин не поскромничал, честно назвал включенные в сборник повести и рассказы писателя «классикой русской литературы второй половины XX века». Едва книга поступила к читателю, как 22 апреля на сцене Центрального Дома работников искусств (ЦДРИ) артисты московских театров устроили ей шикарную презентацию.

Я сходил в магазин «Библио-глобус» и купил, как просил Василий Иванович», правда, не две, а три книги. Один экземпляр для себя, два других – для коллег-депутатов Сергея Бабурина и Анатолия Лукьянова. Не дожидаясь приезда писателя в столицу, я выслал их сразу ему домой. Но не успела почта уйти, как мне из Вологды пришла бандероль с книгой Белова «Избранное». Видимо, у него уже была заначка. Открываю первые страницы, а там аж два автографа. На титульном листе надпись: «Грешневикову – автор. Кланяюсь твоим родным людям. Надеюсь на изменения в государстве и тэдэ, как говорят, и тэпэ. Белов. 7 июня 2002 г.». Под фотографией автора другая надпись: «Дорогой Толя! (Извини за фамильярность). Будем еще жить и верить в Создателя, а еще в русский народ и Россию».

Выход литературного «кирпича» под названием «Избранное», конечно, подбодрил Белова, придал сил, энергии, здоровья. Следом в «Рыбинском подворье» вышла и вторая книга, подготовленная мною. Для Василия Ивановича это был окончательный выход из безвременья. Еще он избавился от безденежья. Я ему перечислил часть гонорара, дополнительный остаток пообещал привезти лично. Тут Василий Иванович так расчувствовался, что выслал мне из присланных ему трех книг еще один экземпляр. И опять надписал: «Анатолий Николаевич, спасибо за помощь…». Далее приводить текст не буду, так как в нем он выразил недовольство женой, не верящей, что ему заплатят за книгу. Белов вгорячах написал, а потом позвонил и попросил уничтожить страницу с этой надписью. Я вырвал ее из книги и послал ему – пусть сам разрывает.