Владимир Мединский - Мифы о русском пьянстве, лени и жестокости

Русско-японская война тянулась под этим стягом. Первая мировая. Под ним предали царя. Под ним отдали Россию большевикам. Под ним воевали белые армии – и в конце концов были разбиты. Бело-сине-красный флаг взяли на вооружение для своего безнадежного дела белоэмигранты-монархисты. Вспомните толпу пьяных белогвардейцев из советского телефильма «Государственная граница», как под триколором идут они к советскому консульству в Харбине, срывают и топчут красный стяг СССР и с гоготом пытаются водрузить на здании «бесикр».

Вспомните карикатурных персонажей из «Неуловимых мстителей». Примеров не счесть.

Под триколором воевали против Красной армии власовцы. Точнее, все, кого ими называли: РОА (триколор был на шевронах), РОНА, Казачий Стан, 1-я Русская национальная армия (1-я РНА).

В конце XIX века, словно предчувствуя мазохистское наслаждение от грядущих поражений, вся прозападная российская интеллигенция стала демонстрировать к обычному коммерческому флагу (он оставался в ходу наряду с государственным: свобода как-никак) самые пылкие чувства. Хотя русские историки убедительно доказывали, что у бело-сине-красной расцветки на русской почве глубоких корней нет. По определению видного геральдиста начала XX века Белинского, усилия выдать бело-сине-красные цвета за исконно русские «составляют совершенно бесплодную работу».

Но кому до этого было дело из тогдашней «мыслящей» публики? Александр III во время собственной коронации в Москве обратил внимание на разительный контраст. Кремль был украшен в черно-злато-белое, а в городе преобладали бело-сине-красные цвета. Новый царь дал задание специальной комиссии разобраться, и в результате в апреле 1883 года было издано «Повеление о флагах для украшения зданий в торжественных случаях». Александр III решил пойти с «демократами» на компромисс и разрешил использовать параллельно флаг веселенькой бизнес-расцветки, а черно-злато-белый считался отныне династическим флагом царствующего дома Романовых. При мягкосердечном и уступчивом Николае II бело-сине-красный окончательно стал государственным. Что поделать, под таким флагом и приплыл корабль Империи в 17-й год. Масон Керенский флаг оставил, однако «демократический» триколор Временному правительству не помог.

А снова обрела Россия свой новый флаг вот так… По легенде, когда Ельцин сидел 19–20 августа 1991 г. в осаде в Белом доме, ему нужен был какой-то новый символ. И у одного из помощников в столе оказался именно этот флаг. «Вот, Борис Николаевич, пусть это будет новый российский флаг!» Так как, в общем, всем было все равно, Ельцин его и взял. Хотя должен сказать, изначально триколор не был главным символом демократической оппозиции. В те веселые годы я часто ходил в Москве на митинги: Андреевских флагов с голубым диагоналевым крестом было гораздо больше. И таких же – красно-белых. Классический Андреевский флаг поднимал над своими колоннами давно забытый – а тогда, на заре гласности, гремевший – Российский народный фронт, красный флаг с белым диагоналевым крестом – фронт Московский. А вот триколор первыми стали использовать на митингах «патриоты» – точнее, те, кого мы сегодня назвали бы националистами. Бело-сине-красное полотнище украшало сборы общества «Память».

В общем, с царем Борисом история такая же нелепая, как и с «выкраиванием» царя Петра.

Наверное, время все расставит по своим местам. Вряд ли черно-злато-белый флаг когда-нибудь вернет себе статус государственного, но он мог бы стать знаменем, под которым соберутся представители патриотических движений, исторических клубов.

А Государственным Флагом России, я убежден, рано или поздно должен стать тот, который мы сегодня знаем как президентский штандарт – триколор с золотой каймой и золотым двуглавым орлом в центре.

Но давайте не будем забывать и наш ИСТОРИЧЕСКИЙ первый флаг. Флаг Александра Освободителя и Александра Миротворца. Флаг, под которым Империя достигла максимального размаха, раскинувшись по трем частям света, отринула крепостничество, обрела долгожданные гражданские свободы, вышла на первое место в мире по темпам экономического роста.

Для кого написана эта книга? Казалось бы, всего нужнее она иностранцам, чьи представления о нашем Отечестве во многом базируются на различных мифах. Мифы эти, возникшие в стародавние времена, давно переродились в устойчивые стереотипы о России. Однако автора терзает смутное подозрение, что вряд ли среднестатистический житель Лос-Анджелеса, Бристоля или Женевы, дрожа от нетерпения, бросится в книжную лавку и, листая этот скромный опус, будет с изумлением восклицать: «Надо же! Оказывается, эти загадочные русские вовсе не пьют водку прямо из самовара, чистят зубы по утрам и не покрываются холодным потом, услышав жуткую аббревиатуру „КГБ“. Кто бы мог подумать!» Вряд ли опровержение каких-то стереотипов будет читаться в первую очередь теми, кто в эти стереотипы верит. Мы не рассчитываем, что после нашей книги французы, американцы или шведы проникнутся к России уважением и симпатией.

Эта книга написана в первую очередь для русских, или, вернее, для россиян. Для нас самих. Ведь мы сами не всегда умеем отделить зерна от плевел в нашей истории. Слыша столько лет от иностранных наблюдателей о нашей склонности к пьянству, воровству, жестокости, мазохистской любви к тиранам-правителям, мы сами понемногу начинаем воспринимать это как нечто бесспорное. О подобном хорошо в свое время писал Пушкин:

На веру воспринимали мы излагаемую в школе отечественную историю, не ведая, что на протяжении нескольких столетий исторические факты и события переписывались историками по требованию и в угоду правящей власти.

В этой книге я не собираюсь отрицать все, что о нас думают в мире и в самой Российской Федерации, и доказывать, что русские – это поголовные трезвенники, честнейшие на планете люди и политкорректнейшие демократы.

В дальнейшем я буду писать «русский», «русские», имея в виду всех, кто живет в России, считает русский язык родным и является, по сути, носителем русской культуры независимо от этнической принадлежности. Слово «россиянин», пущенное в оборот Борисом Ельциным с его неповторимой интонацией, – мне не нравится, какое-то ненастоящее, неживое слово.