Геннадий Прашкевич - Красный сфинкс

В 1907 г. поступил в 1-й класс реального училища в Рязани, затем перешел в частную гимназию Зелятрова…

Годы 1918-20 провел в Баку, Астрахани, Москве, Смоленске…

Печататься начал в 1913 г. в провинции. Писал литературно-критические статьи, стихи, даже вел в «Рязанской жизни» маленький фельетон; изредка пробовал свои силы в прозе. Во время революции написал много публицистических статей, работал в «Изв. Бак. Совета» и редактировал «Красный воин» в Астрахани…»

«Произведения Буданцева, – указывал писатель Александр Бирюков (Магадан) – прочно входили в контекст того времени. Не случайно даже с названиями их выходили кажущиеся забавными истории. Так, в начале двадцатых годов оказалось, что в советской литературе существуют два „Мятежа“ – буданцевский и фурмановский. По свидетельству Буданцева, авторы тянули жребий, кому менять название. Вышло, что Буданцеву. Через несколько лет в советской литературе появились еще две повести, одинаково названные „Саранча“ – у Буданцева и у Леонида Леонова. Поскольку повесть Буданцева была написана раньше, Леонов опубликовал свою под названием „Саранчуки“ и лишь через пятнадцать лет вернулся к первоначальному названию. Перекличка названий могла возникнуть и с Зощенко: последняя повесть Сергея Буданцева называлась „Учение о вечной молодости“, и только позже получила другое название».

В Баку Сергей Буданцев приехал из оккупированного Россией Ирана. Здесь, а затем в Астрахани, сотрудничал с газетами, пытался привлечь к ежедневной будничной работе футуриста, будетлянина Велимира Хлебникова. «Но из гениального поэта не выходило газетчика, а выходили печальные курьезы, и за одну его заметку я едва не угодил под суд. Паек мы ему, помнится, выдавали».

В 1921 году перебрался в Москву. Завязал добрые отношения с Сергеем Есениным, Николаем Асеевым, Борисом Пильняком, Дмитрием Фурмановым, Исааком Бабелем, Владимиром Маяковским, Артемом Веселым, с художником Эль Лисицким. Молодым писателям в конце двадцатых годов близкое счастливое будущее казалось фактом непреложным. «Эти строки пишутся июньским вечером в поселке Запорожстали, около Днепростроя, – с удовольствием набрасывал Сергей Буданцев в путевом блокноте. – Свистят паровозы, слышны взрывы – рвут строительный камень, стихли зной, пыль и ветер, кричат дети. Проходят люди. Они создали Днепровскую плотину, возвели коробки огромных цехов новейших заводов, между делом строят социалистический город на полтораста тысяч жителей, и я живу в таком городе».

Дело советских людей казалась Сергею Буданцеву настолько непреложным, что в 1925 году он написал чрезвычайно лихую фантастическую повесть «Эскадрилья Всемирной Коммуны». В ней он описывал близящуюся мировую войну – неизбежную, жестокую, зато способную окончательно освободить мир от капиталистических цепей. Повесть вышла в библиотечке журнала «Огонек» (тираж – 50 000 экземпляров). В 1927 году повторена в сборнике «Японская дуэль», в 1929 году – во втором томе собрания сочинений Сергея Буданцева.

«Причины второй мировой войны 1934-36 годов достаточно были обследованы и предсказаны еще в 20-х годах, – так начиналась повесть. – Мне остается только напомнить повод. Сараевское убийство кажется грандиозной эпопеей в сравнении с неудачной операцией Луи Арсэна принцу Филиппу Румынскому. Злокачественным местом, откуда шли кровавые противоречия того времени, оказалась Трансильвания, насильственно отторгнутая от Венгрии. Указанный принц Филипп, пожелав омолодиться, отправился в Будапешт к знаменитому биологу и хирургу Луи Арсэну, бельгийскому эмигранту, ассимилировавшемуся в Венгрии. Операция оказалась неудачной: громовой, хрипловатый бас импозантного принца превратился в сиплый дискант, крашеные усы и бородка Филиппа вылезли, он помолодел лет на пятьдесят сразу, без надежды созреть и вновь проделать тот цикл удовольствий, ради которого лег под губительный ланцет. Быть может дальнейшая работа хирурга и возвратила бы его горестному пациенту желанную мужественность, но это требовало времени и новых страданий; словом, неудачная операция, лишившая продолжения боковую линию румынского престолонаследия, была истолкована, как враждебный акт, как свирепая интрига агрессивных венгров, тон взаимных нот повысился на несколько октав, как голос коронованного кастрата, и война началась…»

«Красный флаг СССР алел на востоке; не шепот Циммервальда, а грозный голос Коминтерна гремел над миром; отрывистый язык его воззваний к восстающим народам навсегда останется памятником тех героических времен. Советская Россия втянута в войну не была, но ее границы тщательно охранялись воздушным флотом, и лишь революция сначала в Италии, а затем в Германии осенью 1936 года направила военную силу России на помощь пролетариату». Эта революция освободила всю Евразию – от Японии до Англии. (Поэт Павел Коган в те годы мечтал: «Чтоб от Японии до Англии сияла родина моя!») В череде коротких кровопролитных войн остатки враждебного свободному миру «черного интернационала» укрепились на далеком африканском острове Мадагаскаре. На западном берегу острова поднялся город Фохтбург, названный по имени первого (и последнего) фашистского диктатора Фохта. Помощником фельдмаршала, главой правительственного кабинета стал всем известный дуче Бенито Муссолини. Мощный морской флот позволял «черному интернационалу» отстаивать свою самостоятельность. К тому же, на подходах с моря были выставлены минные заграждения, а зенитные орудия могли отбить любую воздушную атаку. «Стоит ли говорить, что ни одного русского не было на Мадагаскаре. Так называемые нэпманы не проявили никакой резвости в преодолении строгих границ первой Советской Республики. Эмиграция Курфюрстендамма, Константинополя и Белграда ринулась в Россию при первом взрыве войны, а во время итальянского восстания последний граф Бобринский умер от разрыва сердца в Ницце. Эпидемия самоубийств среди тех, кого печальная известность лишала права убежища в революционных странах, докончила жалкие остатки старых врагов российского пролетариата…»

Лидеры «черного интернационала» – фельдмаршал Фохт и дуче Бенито Муссолини, а с ними американский миллиардер Артур Рокфеллер-младший – были совершенно уверены в том, что чудище революции, как водится, рано или поздно пожрет самое себя. Уверенность в этом была так велика, что 14-го января 1941 года диктатор во всеуслышание заявил: «Я настаиваю на категорическом воспрещении аэропланостроения; слишком частые случаи бегства из нашей крепости культуры в разнузданный мир революции и мятежа заставляют меня требовать этого от правительства». Действительно, стоило даже самому отъявленному фашистскому офицеру-пилоту подняться в воздух, как он тут же брал курс на крамольную коммунистическую Европу. Чтобы закрыть границы Мадагаскара как можно плотней, не оставить в них ни единой щели, были созданы специальные воздушные мины из пикринола. «Эти мины, разрывавшиеся на высоте до восьми и даже десяти километров, создавали целую систему воздушных почти цилиндрических ям и ураганных течений, а также явления воздушной детонации». Срочно усовершенствовали посылку без проводов мощных волн электрической энергии. При соприкосновении с дюралюминием указанные волны давали искру, воспламенявшую взрывчатые вещества.