Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №9 за 2003 год

Семья Пресновых из подмосковного села Крылатское в полном составе (6 человек) угодила под расстрел за то, что их дом, да и окрестности на живописном берегу Москвы-реки приглянулись немцу Эрнсту Шуле, работавшему в посольстве Германии, который снял часть их дома как дачу.

В Пирочах, что под Коломной, дело было уже посерьезнее: тут натуральный открылся заговор. Деревня издавна считалась одной из самых богатых в округе. Часть ее жителей уже была «раскулачена» в начале 30-х и даже отбыла ссылку. Естественно, отношение к советской власти у крестьян было соответствующее. В Коломенский райотдел НКВД вызвали председателя пирочского сельсовета и допросили с «пристрастием». За 2 дня допросили 5 раз, грозили револьвером. В результате председатель дал-таки показания на десятерых односельчан. Те, в общем-то, и не скрывали своих настроений: «Колхозники – те же крепостные, работают они не на себя, а на дядю, работают помногу, а получать – ничего не получают, сидят голодные и холодные» (из протокола допроса крестьянина И.М. Минаева). «Колхозы – это та же барщина…. Крестьяне увидят облегчение только тогда, когда не будет большевиков и советской власти» (из протокола допроса крестьянина Е.В. Симакова). Мгновенно было «сделано» дело о контрреволюционной крестьянской группе села Пирочи. Через 20 дней после первых арестов дело слушалось тройкой Московского управления НКВД. Всех десятерых ждал расстрел. Приговор был приведен в исполнение уже на следующий день после заседания «тройки»…

А.Ф. Бородина, бывшая монахиня Всехсвятского монастыря, была домработницей в семье врачей, работавших на строительстве канала Москва—Волга. Стала посещать церковь, что не понравилось ее хозяйке. Та написала на нее донос, прося милицию известить ее загодя о принятом решении, чтоб она «заранее могла взять себе сразу другую работницу». На допросах Бородина призналась, что она человек религиозный, но категорически отрицала контрреволюционную агитацию. Расстреляна в Бутово 14 сентября 1937 года.

Ошибка наборщика, ставшая хрестоматийным сюжетом литературы и кино, стоила жизни наборщику 1-й Образцовой типографии Д.Г. Ларюкову. «В феврале мес. 1937 г. он допустил грубую ошибку, в заводской многотиражке набрал: „очистить Советский Союз от Советской нечисти“ вместо „троцкистской нечисти“. Расстрелян в Бутово 25 ноября 1937 года.

Даже самые высокие чины и самые нужные стране знания не спасали человека. Расстреляны в Бутово альпинисты, особенно имевшие контакты с иностранными инструкторами. В том числе: участник Памирского похода 1936 года Г. Розенцвейг (врач, альпинист), А. Гланцберг, военный инженер 2-го ранга, начшколы альпинизма РККА, М. Фриновский, командарм 1-го ранга, заместитель наркома внутренних дел – один из организаторов армейского альпинизма…

Художник Роман Семашкевич был арестован накануне персональной выставки, и вместе с ним навсегда исчезли подготовленные к развеске одетые в рамы картины. Его жена искала их всю жизнь, но так и не нашла. И сейчас отыскать картину Семашкевича – это большая удача. Но вот кое-какие записи его, в том числе и письма к жене, остались. В одном он пишет: «На дороге деревня-сказка. Миллион ландшафтов! Дом, люди, и у каждого пара чистых, совершенно прозрачных глаз. (…) Нет слов выразить то, что я вижу. Выжал краски на тарелку (нет палитры). Несчастные, они лежат, ждут воплощения и исчезновения. Я живу. (…) Мы же, художники – рыцари».

А вот отрывок из автобиографии его товарища, Александра Древина, тоже расстрелянного в Бутово: «Что может быть для художника более необходимым, как чувствовать, что черпаешь силы из двух великих источников: сильная жизнь и сильная природа…» Даже из пары строк видно, какие рыцари искусства пали под пулями… Но как бы ни жить, что бы ни чувствовать – быть известным художником или оставаться существом совершенно незаметным, – не имело никакого значения. Террор 1937—1938 годов не оставлял вне возможного обвинения ни одного человека, находящегося на территории СССР. Кроме, пожалуй, одного…

Вообще, говоря о терроре 30-х, видимо, пора отказаться от термина «политические репрессии»: он далеко выходил за рамки политики и ему давно нужно подыскать другое определение. Некоторые исследователи говорят о «саморазгоняющейся машине» террора. Действительно, на первых порах в работе НКВД есть и отчасти утешительные даже черты машинности. Все-таки машина слушается человека. У нее есть профиль-задание, есть свои КПД, мощность, нормы выработки, результаты работы. Но когда речь не идет больше ни о кубометрах земли, ни о тоннах золота, а только о количестве подписей – «расстрел», «расстрел», «расстрел», – тут уже дело в зле, как таковом, мировом зле, вырвавшемся из-под контроля. К сожалению, в человеческой истории такие вулканические выбросы случаются…

И если продолжать о Бутовском полигоне – что, мол, там было? То дать ответ сложно, потому что мест, где смерть с таким азартом отплясывала бы свою адскую пляску, немного. А с другой стороны – и «интересного», прошу меня простить, – ничего, потому как зло, оно бесплодно. Творчество, гениальность, самопожертвование – вот загадка. А здесь – что? Барак, куда привозили заключенных. Домик, где ждали своего часа приговоренные. Рвы. Тринадцать рвов, доверху заполненных, как грязью, мертвыми людьми. Экскаватор. В общем, по протяженности – километр рвов. Можно высчитать объем и количество трупов, «необходимых», чтоб этот объем заполнить. Есть еще какие-то ямы в лесу.

Конечно, здесь не 21 тысяча человек лежит. Просто про них нам известно. А про всех остальных – нет. Немота. Прятание документов, оружия, людей, любой правды – всего. А потом все эти «двойки», «тройки», обезьянья имитация правосудия и кропотливейшая сверка личности перед расстрелом: точно ли того привезли? «Автозаки», в которые набивали по 50 человек и по дороге подтравливали выхлопным газом, чтоб не вздумали трепыхнуться (выдумал это, видимо, И.Д. Берг, показания такого рода были в его деле, но сейчас – исчезли). Или попросту били. Существовал такой специально обученный гад, у которого профессия была – избивать людей перед казнью, чтобы не вздумали бежать. А то вдруг приговоренный к расстрелу – убежит? На Севере начальник конвоя на нервной почве 5 дней пил, а потом лично перестрелял весь этап – 1 110 человек.

Расстрельщики – особая дьявольская порода: все были офицеры, проверенные еще с Гражданской. Водка у них была всегда. Выпьют – и вперед – лично из своего нагана в затылок…

В Бутово их работало четверо. Но вот, скажем, 28 февраля 1938 года на полигоне расстреляли 562 человека. Трудно представить, чтобы каждый так вот, «в затылок», убил больше 140 человек. Значит, либо подмога была, либо автоматы. Сейчас выясняется, что постоянных расстрельщиков на всю Москву было всего 12 человек. Все они не дожили, собственно, до старости. В основном спились. Один повесился. Один сошел с ума. И только один – ничего. Отработал, вышел на пенсию. Вид имел сельского учителя, почти добродушный: очки, усики… Говорят, за годы работы лично расстрелял 10 000 человек…