Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №9 за 2003 год

Впрочем, цифры такая вещь – в конечном счете они перестают и убеждать, и даже пугать.

С тех пор как первая группа исследователей ступила на землю Бутовского полигона, прошло 10 лет. «Смысловой ландшафт» в Бутово в очередной раз сменился, как во многом сменился и состав группы, работающей над реабилитацией расстрелянных. В ней были молодые люди, причем почти все они – прихожане выстроенного на полигоне, буквально на краю рва, «на рву» храма Новомучеников и исповедников российских, иначе говоря, священнослужителей и мирян, погибших за православную веру. Уже в самом начале работы со списками расстрелянных и с их личными делами выяснилось, что в Бутово расстреляно очень много священников – около 700, а также мирян, приговоренных за исповедание веры. Дела их передавались потом в Патриархию, где была уже создана комиссия по канонизации новомучеников. И в результате получилось, что в земле Бутово покоится прах 255 святых, и земля здесь в таком случае в буквальном смысле святая, ибо такого количества прославленных подвижников веры не погребено даже на территории Киево-Печерской лавры.

Когда я впервые попал на территорию Бутовского полигона 17 мая 2003 года, в день празднования Собора Новомучеников, в Бутово пострадавших, на который съезжаются чуть ли не все свободные от служб священники Москвы и ближайшего Подмосковья, то поразила меня прежде всего радостная атмосфера праздника – по сути пасхального – праздника Воскресения. И когда кто-то из церковных иерархов, мощным шагом войдя в каре «отцов» (под открытым небом образующее как бы стены живого храма), зычно возгласил: «Христос воскресе!» – а сотни сильных, хорошо поставленных голосов отозвались ему: «Воистину воскресе!» – трудно было удержаться от какого-то чистого праздничного восторга. Накрапывал дождик. По всему саду, вернее, по всей территории бывшего расстрельного полигона, священники исповедовали и причащали верующих. Поминальный крест, установленный у обозначенного веревками рва, как алтарь, сиял огнями свечей. Небольшая, ладная, деревянная церковь виднелась в стороне, новая колокольня… Ничего в этом не было ни грустного, ни заупокойного… Напротив, даже списки расстрелянных священников на специальных щитах возле храма как будто призывали не грустить, а радоваться: вот нашлись, не забыты, и вместе с памятью о них, вместе с памятью о тех, кто лежит с ними рядом, вновь обретается то, что было в уничтоженном народе русском, чьими страданиями очищена земля проклятой «зоны».

Позже из разговора с отцом Кириллом, настоятелем храма, я не без удивления узнал, что в 1930-е годы Русская Православная Церковь едва не перестала существовать, утратив апостольскую преемственность. Конечно, самым лютым гонениям церковь подвергалась с первых дней революции. Потом были еще «кампании» – изъятие церковных ценностей, расколы, «обновленчество», сплошные «посадки». Но в конце 30-х речь пошла о полном истреблении священства, как такового. Был правительственный лозунг: к 1 мая 1937-го имя Бога будет забыто на территории СССР. В результате церковь понесла такой урон, что порой на свободе оставалось не более четырех епископов. А чтобы рукоположить нового епископа, нужно не менее трех. Если бы еще двух в этот момент посадили, то угроза утраты апостольской преемственности – передачи особого благословления высшим церковным иерархам, идущая от первых апостолов, – была бы совершенно реальна. И тогда его пришлось бы восстанавливать извне, как в Албанской церкви, где все высшие церковные иерархи были уничтожены. В это трудно поверить, как вообще трудно поверить в то, что творилось в эти годы по всей России и что гулким расстрельным эхом отозвалось в Бутово.

Сейчас в Дрожжино, в бывшей разведшколе КГБ, открыта воскресная школа в честь новомучеников и исповедников российских, где работает небольшой центр по увековечению памяти всех расстрелянных в бутовской «зоне» людей. Издано 6 книг памяти, где о каждом из 21 тысячи расстрелянных сообщены по возможности полные сведения, собранные в результате многолетней и многотрудной архивной работы. Возглавляет все это отец Кирилл, когда-то приехавший в Бутово молодым геологом взглянуть, где похоронен его дед, священник Владимир Амбарцумов, а в результате сам ставший настоятелем храма. И, в общем, деятельность всех причастных к Бутово людей – будь то архивная работа Лидии Алексеевны Головковой или обобщающая огромный массив собранных материалов «компьютерная мастерская» Александра Назарикова – оказалась так или иначе связана с церковью. Потому что без веры в жизнь после смерти, без разделения Добра и Зла и без веры в то, что Добро в конце концов восторжествует, – вся эта работа во многом бессмысленна. Потому что тогда и книги эти, и интернет-сайт будут просто огромным реестром мертвых людей.

Лидия Алексеевна Головкова – автор очень интересных статей по Бутово – бывший художник. За разговором я спросил, как получилось так, что она оставила любимое прежде дело и стала архивариусом, сотрудником богословского института и какой вообще в ее работе смысл – исторический или религиозный?

Она задумалась.

– А помните был философ Николай Федоров? У него странный был идефикс: добиться человеческими силами воскресения мертвых. Во плоти. И я, читая его, все думала: какой же это ужас получится… А теперь смотрю на Сашу Назарикова, слушаю, как он о митрополите Серафиме (Чичагове) как о живом рассказывает и фотографии его показывает – вот он еще в армии, а вот уже сменил мундир на церковное облачение… И хочет, чтоб я им прониклась, полюбила его – и в величии земной славы, и лишенного всего, в Бутырской тюрьме, но не сломленного – и понимаю, что вот это и есть человеческое воскрешение по-федоровски.

А церковь молится не только о Воскресении к жизни вечной, но о Воскресении к свету душ заблудших и погибающих, искушенных злом. И о Воскресении в людской памяти подвига душ сильных и светлых, испытанных злом и даже истерзанных, – но не сломленных, святых душ. Без этого мрак не рассеется над Бутовским полигоном и ландшафт не просветлится.

Дмитлаг, крупнейшее лагобъединение ОГПУ—НКВД, существовал с 1932 по 1938 год. Приказ о его формировании вышел 20 сентября 1932 года. Тогда по этапу стали прибывать сюда люди – из-под Питера и из Средней Азии, Темниковских и Вишерских лагерей, Саровского лагеря и из Сибири. К 1933 году население Дмитлага настолько разрослось, что начальство потеряло контроль за его численностью. Было решено провести «однодневную генеральную проверку всех зк/зк», для чего 31 декабря 1932 года запретили любые перемещения по всем подразделениям лагеря. Дмитлаг на этот день вмещал в себя миллион двести тысяч человек. Канал, который должен был соединить Москву и Волгу, планировался протяженностью в 128 км. Кроме того, требовалось построить 11 шлюзов, 7 плотин, гидростанции.