Вадим Котляров - ВЫСОКОЙ МЫСЛИ ПЛАМЕНЬ (часть первая)

– Вот эта машина.

Шнейдер стал её внимательно рассматривать, а я подумал – как это можно узнать число цилиндров у мотора, который не видно под закрытым капотом?

При посещении цехов FIAT спрашиваю, к примеру:

– А почему эту деталь подбивают вручную?

В ответ слышу:

– Вы же сказали, что Вы – конструктор, почему же обращаете внимание на такие вещи?

Я отвечал, что какой же я конструктор, если не знаю, как ведёт себя деталь в производстве.

Часто приходилось видеть на конвейере не те детали, что изображены на чертежах. На мои вопросы конструкторы не могли дать толкового объяснения, но вскоре приносили уточнённый чертёж. Потом мне объяснили, что технологи FIAT имеют большие полномочия и часто вносят изменения, направленные на упрощение монтажа, облегчение работы сборщиков, снижение себестоимости.

Как-то я спросил начальника цеха, когда он сопровождал нас по главному конвейеру – зачем ставят сливные трубочки в нижних углах ветрового стекла? Он говорит:

– О, очень умный вопрос (говорить комплименты итальянцы нисколько не стесняются)!

И рассказал, что окончил институт по самолётостроению и попал на FIAT мастером. На заводе внёс одно предложение, другое. Его поставили начальником участка. А после предложения ввести эти трубочки (в институте он изучал вопросы герметизации кабины самолёта) его назначили начальником цеха. И с гордостью добавил:

– Я на этом карьеру себе сделал!

FIAT постоянно вносит изменения в конструкцию автомобилей в ходе их производства. Уже после отъезда с ВАЗа фиатовских специалистов в УГК осталось более 1000 запросов на изменение конструкции деталей, внесённых технологами FIAT, одобренных их и нашими конструкторами, но не принятых нашими технологами.

А ВАЗ поставил автомобиль 2101 на конвейер, продержал его в производстве несколько лет и снял с производства, не внеся в автомобиль никаких изменений, направленных на улучшение конструкции или технологии (кроме тех, что были необходимы для исключения дефектов). Обидно за такую работу!

Когда на ФИАТе в цехе сварки кузовов мы с Ляховым спросили мастера, как ведётся проверка, поставлены ли точки сварки верха центральной стойки с боковиной, он очень удивился. Мы осветили это место зажигалкой – точек сварки не было. Проверили подряд три боковины. Мастер что-то сказал рабочим и мы увидели, каким способом ставятся эти точки, а по чертежам мы не могли понять, как можно вообще добраться сюда электродом.

Если бы я не видел, как делают и как собирают детали, мало бы чего я понимал в конструкции кузова, пользуясь только чертежами.

А вообще, итальянцы – народ интересный. Общительные как русские, горячие как грузины, любопытные как дети, иногда малознающие, почти неграмотные. А тональность речи, если не обращать внимания на быстроту фраз, очень похожа на русскую.

Дети во дворе играют в футбол. Выходит на балкон женщина и кричит:

– Паоло, вада а каза!

Я подсознательно говорю себе: «Павел, иди домой!».

И та же напевность речи, та же тональность.

Интересно, что наши тогдашние представления об Италии имели мало общего с реалиями местной жизни. Спрашиваю, к примеру:

– Где сейчас Робертино Лоретти?

– А кто это?

– А Вы читали в детстве Джанни Родари?

– А это кто?

– Тот, кто написал про Чипполино.

– Не знаем такого.

Или ещё – на улице итальянец о чём-то спрашивает меня. Отвечаю (по-итальянски, как я думал):

– Не понимаю, я русский.

У него отвисает челюсть. Потом переводчик мне объяснил:

– Это не он чудак, а ты – балда! Знаешь, что ты ему сказал? Я храплю . Потому что по-итальянски руссо – храплю. Надо было сказать Ио соно руссо (дословно – я есть русский), а не просто Ио руссо .

Показываю на заводе, как отпирается дверь ФИАТа просто ножом, без ключа. Ввожу нож в щель двери, надавливаю и говорю:

– Смотрите на кнопку – видите, что она поднялась?

– Ну и что?

Нажимаю на ручку – дверь открылась. Спрашивают:

– А как ты открыл?

Только после третьего раза до них дошло и в чертёж ручки ввели «буртик Полева», который первым понял это, глядя на чертежи.

Когда мы были на промышленной выставке, я увидел у входа в зал стеллажный шкаф, в котором висел безо всякой поддержки водопроводный кран, а из него толстой струёй текла вода. Входной конец крана был свободен. Я обратил внимание наших на этот фокус. Подошли все пятеро русских и уже через минуту собралась большая толпа итальянцев.

Мы вышли из толпы, а после осмотра зала увидели, что у этого шкафа опять никого нет. Мы нарочно собрались около шкафа и через минуту опять собралась большая толпа.

Работали допоздна. Технологи уходили с работы в 5 вечера, некоторые в 7, а конструктора – в 9, 10, 11, а то и до полуночи задерживались.

И вновь вспоминается тональность итальянского языка. Вечер, 11.30, снег. Подходит трамвай, номер хоть и освещён, но залеплен снегом. Д. А. Баранов кричит:

– Какой номер?

Вожатый отвечает:

– Кватро (четыре)!

Нам не надо, трамвай отошёл, а я подумал, что есть какая-то нелогичность в этом разговоре. Ведь спросили по-русски, а ответили по-итальянски, но оба поняли! Надо было спросить Ке нумеро ? Но ведь похоже на Какой номер ?

Захожу как-то вечером к Поспелову Б. С., говорю:

– Пойдём сегодня пораньше (а время 21.30).

Он понял шутку, улыбнулся.

Много хлопот доставляли фиатовские модифики (изменения). Ведь мало было оценить приемлемость предложенного ФИАТом изменения с конструкторской точки зрения. Надо было получить ещё согласие технолога ВАЗа, проверить, не затрагивает ли это изменение состава оборудования, срока изготовления и поставки оснастки, изменения стоимости.

По изменениям, которые нами не принимались, FIAT принимал решение вместе с нашим руководством на специальном совещании, отыскивали варианты, от чего можно отказаться, а что надо обязательно принять.

Уровень мастерства конструкторов FIAT очень высокий. Мне, правда, не удалось ознакомиться со всей «кухней» работы основных конструкторов. Мы ведь, в основном, работали с бюро зарубежных проектов, в котором решались вопросы приспособления автомобиля FIAT к требованиям наших нормативных документов (размеры номерных знаков, буксирные проушины, места подъёма кузова домкратом) и к требованиям наших погодных и дорожных условий эксплуатации.

В начале фиатовцы только головой качали после езды по нашим дорогам. Поэтому я не знаю, силами ли только этого бюро или же после консультации с основными конструкторскими подразделениями находилось точное решение по устранению недостатков, выявленных испытаниями автомобилей FIAT в России.

Страшно вспомнить – на первом автомобиле FIAT-124 после пробега по нашим дорогам была выявлена трещина на крыше под центральной стойкой длиной 150 мм, а потом и вся центральная стойка оторвалась от верха боковины. FIAT очень быстро нашёл решение и прислал в СССР доработанные автомобили. Правда, и фиатовское решение нам пришлось потом доводить, вводя усиление в деталях путём отгибки кромок.