Лидия Чуковская - Слово предоставляется детям

После первой бомбежки мы вместе с одной моей подругой вышли на улицу. Мы заинтересовались пойти в то место, где упала фугасная бомба или где был пожар. Прошли мы несколько улиц, а там на углу была у нас бакалея. Она оказалась вся разбитая.

Потом мы побежали к горящему домику. Там как раз пожарные отстаивали сберегательную кассу. Мы с подругой помогали пожарным таскать и откидывать доски.

Мы смотрели на пожарище и проклинали Гитлера и его стервятников. На другой день, на Арбате, я встретила подруг. Они меня стали стыдить, что я бегаю неорганизованно и бью баклуши, а они все уже дежурят в нашем доме. (Когда папа уехал на фронт, а мама эвакуировалась с сестренкой в Рязань, я ушла из нашей пустой квартиры жить к одной моей подруге.)

Тут мне стало стыдно и я решила вернуться в наш пустой дом. В первую же тревогу я надела свою санитарную сумку и попросилась дежурить в бомбоубежище. Тем, кто нервничал, я давала валерьянку и успокаивала их. И вдруг я услышала крик. Кричали: "Откройте двери! приготовьте кровати!" Раз я дежурная, значит - это мне. Две девочки, тоже санитарки, несли на носилках молодую девушку. Голова у нее была вся забинтована, но кровь ручьем лилась сквозь повязку. Я вся затряслась и не знала, что мне делать. Мы в нашем кружке учились накладывать повязки самые сложные, но я еще никогда не видала столько крови. Пакет не открывался ни за что, а ведь стоило только дернуть за ниточку, и он открылся бы сам. Но я взяла себя в руки и, чтобы спасти человека, сразу приступила к делу. Сняла окровавленную повязку и наложила новую. Я и радовалась, что встретилась с таким трудным препятствием, - и в то же время жутко мне было: а вдруг я не так сделала?

Скоро эта девушка - ее звали Вера - пришла в чувство. Первым долгом она спросила меня: "Дорогая подруга, скажи мне, это я упала, или меня ранили? Скажи мне только правду". Я знала, что если ей сказать правду, то на нее подействует плохо, и я решила обмануть ее: будто она споткнулась на бегу и упала.

Врач, приехавший со скорой помощью, сказал мне: "Ты удачно наложила повязку".

На следующую ночь налета не было. Моя подруга смеялась: "Нам немцы дали выходной".

А потом мы, санитары, дежурили на крыше. Там, возле зениток, были расположены наши зенитчики, и нам разрешили дежурить, чтобы оказывать первую помощь, если кого вдруг ранят.

Я и раньше часто бывала на крыше. Но тогда я лазила, чтобы сгонять непослушных мальчишек, или за голубями, а теперь вот пришлось встретиться с бомбами... Я радовалась, что мне приходится пережить хоть одну войну. Раньше я всегда завидовала маме и папе, когда они рассказывали про гражданскую войну. Я мечтала тоже участвовать в настоящих боях и защищать родину. Но, по правде сказать, во время теперешней войны мне иногда становилось как-то жутко.

Я сидела на ящике и смотрела в небо. Небо было звездное и светлое. Я даже сказала: "Ну, я говорю, сегодня они не прилетят - небо слишком чистое". Но не тут-то было. Только я это сказала - через пять минут тревога. Вдали показались немецкие самолеты. Скоро прожектор поймал всю их группу. Они летели плотной кучей - шесть штук. Прожектора освещали их так ярко, что на боках были видны фашистские знаки. Я очень испугалась за Киевский вокзал. Вдруг они бросят туда бомбу. Но тут зенитчики получили по проводу приказ открыть огонь. У них воздух был разделен на какие-то клетки, и группа противника оказалась как раз на нашем участке. Зенитчики моментально открыли огонь. На крыше стало шумно. Я пробовала затыкать уши пальцами и косынкой с шеи, но ничего не помогало. Одна из наших зениток угодила в самую середину вражеской группы и задела один самолет. Он моментально загорелся и задел другой. Они штопором полетели в сторону Москва-реки.

В это время нашим зенитчикам пришел приказ прекратить стрельбу. Стрельба началась на другом участке. Но скоро над нашими головами снова промчался вражеский самолет. Он сбросил бомбу. Я услышала свист и вой воздуха. Я подумала, что это не к нам, а рядом, но это было к нам. Бомба упала в то место нашего дома, где на крыше для красоты поставлена беседка. Я стояла рядом с моей подругой Надей - она была из нашего класса и из нашего санитарного кружка (она удивительно хорошо училась по математике), и вдруг мне в голову ударило чем-то. Когда же я пришла в себя, то увидела кошмарную картину: моя подруга Надя лежит, и у нее нет ног. Я закричала и подозвала другую нашу подругу, Раю. Мы взяли Надежду под мышки и за бедра и отнесли в бомбоубежище. Там мы перевязали рану и старались привести Наденьку в чувство, но все было бесполезно.

Мы вызвали скорую помощь и побежали обратно на крышу.

Поднялась я туда, и у меня закружилась голова: я споткнулась о Надины ноги. Их далеко отнесло воздушной волной. Я хотела крикнуть и не могла, у меня дух спирало в горле. К счастью, прибежала Рая и отвела меня в бомбоубежище.

...Вскоре нам всем, старшим детям, было приказано тоже покинуть Москву. На эвакуационном пункте мне выдали билет и усадили меня в эшелон. Я отправилась к маме в Рязань, а оттуда, вместе с ней и сестренкой, в Среднюю Азию. В городе Фрунзе меня высадили из поезда и уложили в больницу: на нервной почве у меня заболели глаза. Там меня лечили замечательно - чуть ли не каждую минуту собирали консилиум, а когда я начала поправляться, то не знали, куда и посадить... Капали в глаза дианин, дикаин, флюристин - все лекарства в рифму.

Один раз ко мне в палату вдруг вошла сестра и говорит: "Смотри, тут в газете не твой ли папа снят?" Я посмотрела и заплакала. Это был папа. Он получил медаль за отвагу, и его сняли среди бойцов.

Ничего, отомстим Гитлеру все, все... Мой папа отомстил уже. Он многих уничтожил.

Валя Мацюпченко, 15 лет, из Москвы.

Записано 17/III-42 г, в Карантинном Детдоме, в Ташкенте.

В сороковом году я учился в Ф.3.У. в Ленинграде. Как началась война, я читаю в Информбюро: территории, где моя родная деревня, занята.

Я как прочитал, что территория моя занята, - решил пойти в партизанский отряд.

Меня сразу зачислили. Я хотя ростом малый, но мне уже было 16.

После одного боя мы, одиннадцать человек, попали в окружение. Когда мы пробирались к своим, то по дороге делали подрывную работу, взрывали машины, железные дороги, мосты. Пробирались мы по-пластунски, как мыши, и всюду такое зрелище видели, что немец в тылу заставляет население собирать рожь, картофель и все вывозит. В каждой деревне с двух сторон стояли виселицы. Если немцы заметят, что в какую-нибудь квартиру зашел чужой человек и опять ушел, то они сразу вешают хозяев. Населению хоронить никого не давали, пускай вороны клюют, собаки грызут, это им все равно. А если люди не боялись и хоронили своих, то немцы сжигали вплоть до целой деревни.