Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

Председатель. — А именно?

Чхеидзе. — Вот, например… У нас всегда был один секретарь во фракции с самого начала, — это женщина — наш товарищ — С. М. Зарецкая. Это давнишний наш партийный работник, так что относительно ее добросовестности, политической благонадежности сомнений не могло быть. И вот с самого начала Малиновский выдвигал вопрос, что во фракции с одним секретарем обойтись нельзя, что нужно непременно двух секретарей… Почему? — потому что Малиновский и его товарищи ведут работу не только в стенах Думы, что они хотят связать себя с массами, хотят перенести работу в массы, следовательно, придется с организациями различными иметь переписку и, мало того, в переписке может оказаться вопрос, который едва ли он в состоянии доверить общему секретарю, который, так сказать, по направлению является примыкающим к меньшевикам… И Малиновский постоянно, систематически, через несколько заседаний, ставил этот вопрос, что нужно иметь двух секретарей, что с одним секретарем обойтись нельзя, потому что характер его сношений с местными различными органами, вообще всю эту переписку, — общему секретарю доверить нельзя… Он совершенно открыто, не стесняясь, об этом говорил.

Председатель. — А кого он сам проводил в секретари?

Чхеидзе. — Кандидат у них был, но я фамилии теперь не припомню…

Соколов. — Не была ли секретарем Е. Ф. Размирович?

Чхеидзе. — Она была, некоторое время.

Председатель. — А В. Н. Лобова?

Чхеидзе. — Фамилий, признаться, — не припомню… Но что была какая-то секретарша из большевиков — некоторое время, — это я констатирую, это я помню.

Председатель. — Вы не помните, что были и Размирович и Лобова?

Чхеидзе. — Не могу припомнить… Был такой факт: произошел взрыв на Пороховом заводе. Мы стали собирать сведения для того, чтобы сделать запрос. И вот намечали оратора по этому вопросу, решали, кому выступать… Когда стали говорить о материалах, Туляков заявил, что у него есть материал по этому вопросу… Малиновский спрашивает, откуда он достал этот материал. У Тулякова брат рабочий. «Я, — говорит Туляков, — бываю среди рабочих. Пошел туда и заполучил материал». — Малиновский запротестовал; зачем он собирал материал, когда есть здесь представитель петроградских рабочих Бадаев? Заявлял, что он материалы не имеет права собирать среди здешних рабочих, протестовал против того, чтобы Туляков материалы собирал…

Председатель. — А кто вносил запрос о взрыве, кто был первым подписавшимся?

Чхеидзе. — Этот запрос, насколько я помню, защищал Малиновский: он ездил туда специально по этому поводу и он же выступал, насколько я помню.

Председатель. — Вы еще хотите привести какие-нибудь характерные частности?

Чхеидзе. — Да. Очень часто они поднимали вопрос о том, что мы не проводим их в думские комиссии, что мы как бы монополизируем эти комиссии — выставляем меньшевиков, а что, значит, им не предоставляется места… Во-первых, фактически это было неверно — уже потому, что в самую важную комиссию, например, по рабочему вопросу, был введен большевик; а, во-вторых, это была совершенная несуразность, потому что в Думе такая масса комиссий, что всегда есть возможность не только по одному представителю послать, можно, если угодно, — по два, по три… Несчастье заключалось в том, что мы не могли обслуживать все эти комиссии, и у нас большие споры выходили относительно выступлений. Они жаловались, что им недостаточно работы, тогда как мы были завалены работой. Даже в 3-й фракции, где было больше сил интеллигентных, трудно было найти человека, который с охотой согласился бы на выступление; а в четвертой не так хорошо обстояло дело, чтобы можно было спорить, чтобы бояться, что кто-нибудь перехватит у меня возможность выступить!… На этой почве — выходила у нас масса недоразумений. Малиновский часто предъявлял такую претензию, что вот выставлялся не тот, а другой… Хотя — очевидное дело — не должно было быть спора относительно выступлений: недостатка в работе не было…

Председатель. — Скажите: он стремился выступать или стремился держаться в тени и быть наблюдающим?

Чхеидзе. — Я по чистой совести могу сказать, что в этих случаях он не то, чтобы хотел выступать, а только искал повода для нареканий, что здесь есть некоторое так сказать насилие над меньшинством, — чтобы сказать, что вот вы назвали первого из вашей группы, когда вставал вопрос, кому выступать и т. д… Эти споры часто возникали. Я могу с уверенностью сказать, что это не было из желания во что бы то ни стало выступать, а лишь желание доказать, — здесь есть преобладание, одна группа хочет преобладающее влияние иметь в работе и т. д.

Соколов. — Если не ошибаюсь, преобладание меньшевистской группы над большевистской было ничтожное, так что майоризирования фактически не могло быть — устанавливалось равенство?

Чхеидзе. — Конечно.

Председатель. — Не припомните ли вы частного случая, который имел место уже в 1914 году, перед его уходом, в мае месяце, когда Малиновский заявил претензию по поводу того, что протест, по одному частному случаю, был прочитан вами или Керенским, а не им?

Чхеидзе. — Если я не ошибаюсь, это было после обструкции, которую мы устроили, [*]— я уже не помню сейчас, какому министру…

Председатель. — Горемыкину?

Чхеидзе. — Да… Когда мы стали возвращаться, у нас возник вопрос, как наше возвращение в Государственную Думу ознаменовать: в виде-ли протеста или как? Когда текст заявления с трибуны Государственной Думы был выработан, возник вопрос, кому выступать с этим заявлением, причем, если я не ошибаюсь, Керенский предложил мне. Я не помню, был ли при этом Малиновский или нет… Но затем Малиновским и другими было предложено, решить вопрос баллотировкой, и закрытой баллотировкой было решено, что выступление сделает Керенский… Раз предложено было мне, казалось бы, тут с их стороны возражений не должно бы было быть, а между тем они настаивали на том, чтобы вопрос был решон баллотировкой, и тогда выступил Керенский.

Председатель. — Председателем фракции состояли вы?

Чхеидзе. — Да председателем фракции состоял я, — причем (теперь мне это кажется характерным, тогда же я не придал этому значения), Малиновский не возражал против моего председательствования, но с оговоркой, — что на год это можно сделать.

Председатель. — А кто был при вас товарищем председателя — Малиновский?

Чхеидзе. — Да. В момент первого выступления фракции, которое имеет большое значение, возник вопрос, кому прочесть декларацию. Общее мнение было такое, что должен прочесть я. Я думал, относительно Малиновского, что это видный рабочий (о нем много говорили, что это талантливый человек, называли его «русским Бебелем» и т. д.), и я настоял, чтобы он выступил первым. Нам говорили, что мы в важных делах его не выпускаем, между тем мы дали ему возможность, так сказать, авансом выйти на трибуну и высказаться.