Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

Председатель. — Впечатление человека, сказавшего правду?

Виссарионов. — Это очень трудный вопрос не потому, чтобы я затруднился ответить, но потому, что то, что он переживал, и то, что я переживал, слушая его, действительно, обличало в нем человека, который не нынче-завтра окончит свою жизнь. Казалось, с какой стороны ему нужно было говорить неправду? Но, с другой стороны, не было данных, чтобы генерал Герасимов мог подстрекать его на это преступление, на убийство сразу нескольких лиц.

Председатель. — Т.-е., Карпова и Курлова?

Виссарионов. — Еще кого-то, я сейчас забыл; двух или трех лиц.

Председатель. — Скажите, какие были отношения между Карповым и Герасимовым?

Виссарионов. — Герасимов в розыскном отношении был крупной величиной, а Карпов был человек, сравнительно, очень скромный, так что, заступив его место, он сразу оказался в трудном положении: все привыкли к властному человеку, а тут оказался человек, с одной стороны, очень покладистый, а с другой, — не видный. Ему было довольно трудно в охранном отделении. Я не слыхал ни от самого Карпова, ни от Герасимова, чтобы у них отношения были натянутые или дурные. Здесь переходящую роль играл Доброскок. Этот Доброскок, сколько я помню, имел конспиративные свидания с Петровым в одной из гостиниц или небольших ресторанов. Это обстоятельство остановило мое внимание; с какой же стати, Герасимов теперь не ведет Петрова? Петров ходит на свидания к Карпову, а между тем, Доброскок имеет свидания с Петровым.

Председатель. — А Доброскок и Герасимов тесно связаны?

Виссарионов. — Он работал с ним.

Председатель. — И остался с ним в личных отношениях?

Виссарионов. — Остался в охранном отделении. Затем Петров говорил, что Герасимов тоже имел свидания. Сколько я помню, я это записывал в объяснениях, потому что это на меня произвело такое впечатление; приехав оттуда довольно поздно, прямо к Курлову, я там застал директора департамента Зуева. Затем там находился заведывающий особым отделом Климович, прокурор палаты Корсак и товарищ прокурора окружного суда Васильев. Когда я прочитал все, что было написано в протоколе, то поднялся вопрос, и обсуждалось, что же предпринять. Я высказывался за то, чтобы произвести предварительное следствие или, по крайней мере, подробное дознание через кого-нибудь из генералов, состоящих при министерстве внутренних дел; но я нашел поддержку в лице одного полковника Климовича. Находили, что никаких признаков преступления в том, что записано в протоколе, нет, и производить расследование нечего.

Председатель. — Так это дело ничем и не кончилось? Стало быть указание человека, который на вас произвел впечатление искреннее и серьезное, не было проверено?

Виссарионов. — Да.

Председатель. — Зато человек, который показал, был судим военным судом и через несколько дней повешен?

Виссарионов. — Да.

Иванов. — А Доброскока вы тоже допрашивали по этому делу?

Виссарионов. — Да, вместе с полковником Ереминым.

Иванов. — Петров подтвердил, что Доброскок тоже подговаривал его на это?

Виссарионов. — Нет.

Иванов. — Вы не помните этого или этого не было?

Виссарионов. — Все, что говорил Петров, записано мною в протоколе, и он его подписал. О Доброскоке мне память изменила.

Председатель. — Скажите, что он вам говорил о том, почему он убил Карпова? Он говорил только, что он убил его по подговору, через Доброскока или Герасимова, и более ничего?

Виссарионов. — Сколько я помню, не убил ли он Карпова для того, чтобы реабилитировать себя в глазах партии; кажется, он так говорил.

Председатель. — Совершенно верно.

Виссарионов. — Вообще я еще раз должен повторить, что на меня он произвел впечатление глубоко несчастного и, видимо, хорошего человека.

Иванов. — Скажите, пожалуйста, вы принимали участие в междуведомственной комиссии с гос. контролем в ревизии союза городов на фронте?

Виссарионов. — Да.

Иванов. — Кем были назначены?

Виссарионов. — Министром. Если не ошибаюсь, А. А. Хвостовым или Штюрмером.

Председатель. — Вы служили, в качестве члена совета по делам печати, затем вы были членом совета министерства внутренних дел; наконец, вам за вашу продолжительную службу в департаменте, много раз, вероятно, приходилось пользоваться перлюстрированными письмами. Ведь вы знаете, что у вас в департаменте был даже особый отдел, где фотографировался целый ряд писем?

Виссарионов. — Да.

Председатель. — Вы пользовались этими письмами, читали их?

Виссарионов. — Департамент?

Председатель. — Да.

Виссарионов. — Порядок был такой, что письма шли непосредственно к министру. От министра они переходили, через директора, в особый отдел; затем те письма, которые останавливали на себе внимание, пересылались в отделение.

Председатель. — В том числе, проходили и через ваши руки?

Виссарионов. — Я их видел.

Председатель. — Вы их видели, читали, пользовались ими для вашей работы. Скажите, на каком законе основывалась эта перлюстрация писем, задерживание писем, копирование их и даже фотографирование?

Виссарионов. — Это делалось в интересах государственного розыска.

Председатель. — Ведь вы и ваши сотрудники признавали, что интересы государственного розыска должны быть в некотором соответствии с законом? Как мы знаем, такого закона, который бы позволял вам перлюстрировать письма и в таких размерах пользоваться перлюстрацией и нарушать тайну корреспонденции, в своде русских законов нет.

Виссарионов. — Делалось по распоряжению министра.

Председатель. — Меня интересует вопрос, неужели такое беззаконие в департаменте полиции, когда вы были там, не останавливало вашего внимания? Внимания юриста, притом руководившего прокуратурой, блюстителя законности в округе, может быть, призванного в департамент за тем, чтобы и там водворить законность?

Виссарионов (молчит). — Считали, что цель этого — охранение строя. Это являлось необходимым, раз министр, я бы сказал, не один министр, а и председатель совета министров делали пометки. С его отметками вы найдете целый ряд писем.

Председатель. — Меня интересует психологически: вы, бывший большим работником в департаменте полиции, большим работником в судебном ведомстве, задавали себе вопрос о закономерности ваших действий?

Виссарионов. — (Молчит.)

Председатель. — К сожалению, нет?

Виссарионов. — Конечно, считал, что это является прямо необходимым в государственных целях.