Всеволод Крестовский - В дальних водах и странах. т. 1

Дождик скоро прошел, но севро-западный ветер, к счастию, остался.

Закат опять великолепен и все-таки являет собою новую совершенно оригинальную картину. На этот раз из-за громады облаков, которые в тропических странах всегда массивны, самого солнца не видно. Облака первого плана носят иссера-лиловатую окраску, а дальнейшие, задние — совсем лиловую, и из-за них полнеба объято золотисто-розовым заревом. Рефлекс на воде — лиловый, местами с зеленым отливом, вроде того, как бывает на шелковых "материях changeantes". Минут двадцать спустя, все эти тоны сгустились, тучи на западе приняли еще более темный лилово-серый оттенок, и сквозь них только в трех-четырех местах, как бы в маленькие дырья на громадной завесе, просвечивал огненно-багровый отсвет садящегося солнца. Хорошо, если этот багровый свет не предвещает нам тайфуна… Капитан что-то с беспокойством поглядывает то на закат, то на барометр и все как бы нюхает воздух.

12-го августа.

Ночь, однако же, прошла спокойно.

В восемь часов утра подошли к мысу святого Иакова (по-английски Муи-Вунг-тау), на левой оконечности устья Меконга. Мыс этот представляет холм около 480 футов высоты, поросший травой и кустарником, где на самой вершине устроен маяк, огонь которого бывает обыкновенно видим за 28 миль от берега. При маяке находится просторный дом колониального типа с небольшою вышкою, где помещается фонарь с рефлекторами и с семафорною мачтой, а впереди поставлена сигнальная пушка. Холмистый кряжик, на конце которого стоит маяк, тянется на протяжении около версты вверх по устью, до деревеньки Вунг-тау, где из прелестной рощицы выглядывают два-три европейских домика под черепичными кровлями, а выше, по ту сторону деревни — французская земляная батарея.

Вскоре к борту "Пей-Хо" пристал форменный катер с аннамскими гребцами, под флагом "Messageries Maritimes" и высадил к нам агента общества, лоцмана и двух чиновников таможенной и санитарной службы, в какой-то полуфранцузской, полуанглийской форме. Они прошли в капитанскую рубку для осмотра судовых бумаг, после чего, спустя несколько минут, "Пей-Хо" получил разрешение тронуться далее.

Входим в устье Меконга. Оно покрыто лагунами, между которыми извивается бесчисленное множество рукавов и протоков, и занимает несколько десятков миль в ширину, вроде нашей Волги. Нам предстоит подниматься вверх по левому руслу, которое на местном языке называется Фоук-Бинг-Конг (конг или кианг значит река). При входе оно имеет до двенадцати миль ширины, но потом суживается до пяти миль. Правый берег его (от нас глядя — левый) представляет низменность, покрытую кустарником и предшествуемую большими отмелями, по которым ходят буруны, а налево тянется ряд кудряво-зеленых холмов, перемежающихся низменными лощинками и небольшими равнинами, где в изобилии растут разнообразные кустарники и роскошные пальмы.

Лишь только вступили в устье, вода сейчас же стала мутно-желтою, как бы глинистою, а на отмелях, едва прикрытых ею, она принимает охристо-красноватый отсвет. Со всех сторон видны рыболовные забойки, к которым иногда пристают парусные лодки, чтобы забрать там свою добычу, наловившуюся на рассвете. Вот и рыбачьи деревушки видны, пройдя около пяти миль вверх по устью: одна вправо от нас, на мыске под холмом, другая несколько выше, влево, на низменности. Последняя называется Канджэ; при ней находится бухточка, наполннная джонками и сампангами, и рядом маленькое укрепленьице, назначение коего, равно как и предыдущей батареи, обстрел устья Меконга, как первого доступа к Сайгону.

Против Канджэ разом обрывается цепь отдельных холмов, отошедших от левого берега реки в глубь материка миль на десять, и оба берега становятся теперь низменно-плоскими, с совершенно одинаковым характером растительности: и тот и другой сплошь покрыты мелким кустарником со значительно обнаженными корнями вследствие того, что грунт под ними постоянно подмывается. Издали на вид эти кусты похожи на наш ольшаник и представляют огромные заросли, над которыми лишь изредка выделяются кое-где верхушки низкорослых деревьев — тоже что-то вроде ольхи или осины, насколько можно судить опять-таки издали и на глаз. Впоследствии, когда в одном из самых узких мест реки мы подошли к берегу сажен на десять, то оказалось, что между зарослями этого, скажем, ольшаника спорадически произрастают и чисто тропические виды, как перистые кустовидные пальмы, кокосники, юкки и драцены, ротанг и папортники, бамбук и нечто похожее по листьям на олеандр, но все это отличается своею низкорослостыо и, так сказать, тундристым характером: ни одно из пальмовидных не достигает развития полного дерева, а прозябает кустарником. Вся эта растительность на болотистой почве, это здешние джунгли, излюбленные места тигров и кайманов, которых, впрочем, мы не видели ни одного, хотя за убылью воды и пришлось простоять тут на месте более двух часов в ожидании, пока морской прилив не повысит на несколько футов речной уровень.

В дальнейший путь тронулись только за полчаса до полудня, держа курс на Фуок-Бингу на речной маяк, устроенный на расснащенной мачте старого мореходного судна, над которым натянут сплошной белый тент в виде крыши.

За маяком, приняв в себя устье широкого протока Сонг-Виамчу, река суживается до 360 сажен, но фарватер ее все еще стеснен частыми мелями и перекатами, благодаря чему пароход может пробираться между ними только с большою осторожностью, самым малым ходом. Местами берега прорезываются устьями протоков речек, ручейков, дренажных и оросительных канав, от нескольких сажен до двух аршин шириной.

У берегов иногда попадались нам жилые лодки обыкновенного китайского типа с шалашами в виде полукруглых или двускатных циновочных кровель, называемые сампангами. На корме у них курятся костерки, женщины варят обед, а их голые ребятишки собирают по берегу валежник; мужчины же сидят на носу или под навесом и беспечно покуривают свои крошечные трубочки. Все это полуголое, темно-коричневое плавучее население занимается, по-видимому, дровосечным и углеобжигательным промыслом: около таких сампангов на берегу постоянно видны были жиденькие дрова, сложенные в кубики, и кучки древесного угля.

Другой тип лодок, преимущественно рыбачьих, это узкий и низко поставленный нос и широкая несколько приподнятая, на конце заостренная корма; посредине маленький шалашик и короткая мачта с одним квадратным парусом, прикрепляемым к ней сбоку, как знамя к древку. При лодке пара тонких и узких весел почти без лопастей: одним гребут с носа по правому борту, другим — с кормы по левому. Лодки третьего типа — это длинные, узкие, плоскодонные челны вроде пирог с низкими бортами. Мачта с парусом на них не ставится, гребет же только один человек с кормы, стоя, двухлопастным веслом. Главное назначение таких лодок — ходить по узким ирригационным канавам, обводняющим рисовые поля. Наконец, четвертый туземный тип — это большая каботажная лодка вроде китайской джонки, но с острыми и возвышенными носом и кормой. На ней три мачты, из коих передняя, самая низенькая, помещается на конце носа. На каждой мачте по одному циновочному парусу с рейками: передний распускается прямо, средний вправо, а задний влево, что издали придает судну вид летящей гигантской бабочки или летучей мыши. С носа спускается деревянный якорь в виде рогули, а за кормой косой руль несколько причудливого излучистого рисунка и долбленный челночок на буксире. Характерным украшением судна являются две черные полосы по обеим сторонам носа, в которых намалевано по одному белому глазу с черным овальным зрачком, "чтобы судно видело, куда оно плывет и чтобы злые духи моря, воплощенные в акул и других чудищ, думали, будто это не судно, а грозный дракон с распущенными крыльями". Такова, по словам лейтенанта "Пей-Хо", традиция, сохранившаяся по преемственному завету у аннамцев, как и у китайцев, еще от времен первобытного мореплавания. На таких джонках обыкновенно бывает до дюжины матросов, и занимаются они перевозкой тяжелых грузов и туземных пассажиров не только по всей реке, но и по морскому побережью Кохинхины и Камбоджи. Суда всех названных типов встречались нам хотя и не особенно часто, но все же движение их придавало реке некоторое оживление.