Всеволод Крестовский - В дальних водах и странах. т. 2

19 февраля.

День восшествия на престол Государя Императора наша морская семья в Иокогаме отпраздновала молебствием на судах. С утра, в честь нашего праздника, не только русские, но и все иностранные суда расцветились множеством флагов, а ровно в полдень со всех морских и береговых батарей загремели выстрелы торжественного салюта. Все суда окутались пороховым дымом, так что легко можно было вообразить себе морское сражение. Затем была у нас гонка гребных судов, на призы, собранные по подписке офицеров, а вечером на русских военных судах зажглась блестящая иллюминация с применением электрического освещения. Играла музыка, пели хоры матросских песенников, и хотя погода была пасмурная, но на рейде мелькало много фуне с любопытными, преимущественно японскими, пассажирами. В особенности сочувственно отнеслись к нашему празднику офицеры французского военного корвета.

20 февраля.

Сегодня на Иокогамском рейде и в самой Иокогаме опять праздник, да не только в Иокогаме, а и в Токио все дома, по крайней мере, на главных улицах, разукрасились флагами. Пошел узнать, что за причина такого торжества. Оказывается, Гавайский король приехал, король Калакауа I. Иокогамский дантист Гулик, бывший у него когда-то первым министром, встречал его на токийском дебаркадере, в своем отставном министерском мундире с плюмажем, а затем ехал в дженерикше впереди его кареты, и в заключение говорил ему в кирке приветственное слово.

21-го февраля.

День восшествия на престол Государя Императора наша морская семья в Иокогаме отпраздновала молебствием на судах. С утра, в честь нашего праздника, не только русские, но и все иностранные суда расцветились множеством флагов, а ровно в полдень со всех морских и береговых батарей загремели выстрелы торжественного салюта. Все суда окутались пороховым дымом, так что легко можно было вообразить себе морское сражение. Затем была у нас гонка гребных судов на призы, собранные по подписке офицеров, а вечером на русских военных судах зажглась блестящая иллюминация с применением электрического освещения. Играла музыка, пели хоры матросских песенников, и хотя погода была пасмурная, но на рейде мелькало много фуне с любопытными, преимущественно японскими, пассажирами. И особенно сочувственно отнеслись к нашему празднику офицеры французского военного корвета.

22-го февраля.

Сегодня на Иокогамском рейде и в самой Иокогаме опять праздник, да и не только в Иокогаме, а и в Токио все дома, по крайней мере на главных улицах, разукрасились флагами. Пошел узнать, что за причина такого торжества. Оказывается, Гавайский король приехал, король Калакауа I. Иокогамский дантист Гулик, бывший у него когда-то первым министром, встречал его на токийском дебаркадере, в своем отставном министерском мундире с и плюмажем, и затем ехал в дженерикше впереди его кареты и в заключение говорил ему в кирке приветственные слова.

24-го февраля.

Большой парад войск в честь короля Калакауа. Присутствовал сам микадо. При этом королю были представлены все чины дипломатического корпуса. Самый парад ничем не отличался от предшедшего, уже описанного мною; все шло как следует, и даже лошади в горной батарее под вторым орудием, по обыкновению, стали бить и разносить фронт. "Кажинный раз на эфтом самом месте!" невольно вспомнились мне при этом слова одного из типичных рассказов И. Ф. Горбунова. Нового было тут разве один дантист Гулик, необыкновенно довольный своей ролью "близкого к королю человека" и своим плюмажем, который, однако, все ж-таки не мог перещеголять "пакольшицкой шляпы" американского консула.

Король Калавауа, на вид, человек лет тридцати двух или около того, среднего роста и хорошего сложения. Лицо бронзово-смуглое, борода, усы и волосы на голове совершенно черные и курчавые; большие выразительно-добрые глаза, приветливая улыбка; костюм военный, черный мундир с золотыми французскими эполетами, на груди звезда гавайского ордена. В общем, наружность и манеры его производят довольно симпатичное впечатление. Говорят, что беседуя на днях с микадо, он горячо и убедительно доказывал ему необходимость для Японии принятия христианства, коль скоро она уже бесповоротно решилась вступить на путь европейской цивилизации.

27-го февраля.

Вчера я простился с Токио и с семейством К. В. Струве, от всей души поблагодарив его за то радушное гостеприимство и доброе расположение, которыми пользовался столько времени в доме русского посольства. Вчера приезжали на "Африку" проститься с бароном Штакельбергом и офицерами адмиралы Еномото, Кавамута и Накамута и посланники германский и австрийский, а сегодня с тою же целью посетил нас К. В. Струве с бароном Розеном и А. А. Пеликан, наш иокогамский консул. Завтра утром уходим; да оно, пожалуй, и хорошо, потому что здесь уже третьи сутки идет непрерывный холодный дождь, и зарядил он, кажется, надолго…

Уход с Иокогамского рейда. — В океане. — Залив в Овари. — Обедница на крейсере. — В бухте Мия. — Гидротехнические сооружения. — Пристань. — В ожидании дженерикшей, — Город в Нагойе. — Улица Хон-чо. — Кустарно-промышленный характер города. — Яги-бабы. — Английские влияния. — Отель "Прогресс" и его устройство. — Дворик и садик. — Столовая зала. — Визит местных властей. — Тип новых японских чиновников. — Замок Оариджо и его исторические и художественные достопримечательности. — Башня Теней. — Вид с нее на город и окрестности. — Учительский институт и мужская гимназия. — Ткацкая школа для девушек. — Ткацкие и фарфоровые фабрики. — Рисовальщики и процесс разрисовки фарфора. — Киотская и Гоксаевская традиции живописи. — Сигаси-Хонгандзи. — Аачи-Хаку-Бупукан, музей Оварийской провинции. — Обед, данный нам местными властями. — Нагойские гейки. — Концерт на барабанах. — Проводы. — Отплытие из Нагойе и Тоба. — Роковая телеграмма.

28-го февраля.

В девять часов утра крейсер "Африка", под флагом контр-адмирала барона Штакельберга, снялся с якоря на Иокогамском рейде и пошел в залив Овари, с целью посетить еще не открытые для европейцев японские внутренние порты Нагойе и Тоба, на что адмиралу было дано от японского правительства особое разрешение.

День серенький, почти безветренный, и погода сырая. Но в начале первого часа дня, когда мы уже миновали маяк Тсуруга-саки, над горами покидаемых берегов несколько прояснело, так что их силуэты открылись перед нами довольно отчетливо и засверкали под лучами незримого для нас солнца. Особенно красиво выступали на этих горах излучистые жилы снега, который лежал только на кряжах и ребрах вершин, оставляя по сторонам темные, буровато-синие пятна падей и расселин. Горы от контраста этих затененных пятен с белыми сверкающими жилами казались нам как бы прозрачными, насквозь светящимися массами горного хрусталя и опала. Классическая Фудзияма на некоторое время тоже показала из-за дымки легкого тумана свою серебряную вершину, подавляя своею высотой и громадностью все остальные горы.