Жак Сустель - Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы

Именно Тласольтеотль внушала самые греховные желания, «и в то же самое время она же и прощала за них. Она уносила скверну, очищала, омывала… и таким образом она прощала».

Грешник сообщал тлапоуки, умевшему читать и толковать священные книги, о своем желании исповедаться, и жрец, сверившись с книгами, назначал благоприятный день. Если желающий исповедаться был заметной фигурой, исповедь проходила у него дома. Если нет, то человек обычно приходил к жрецу в означенный день. Оба они садились на новые циновки у огня. Тлапоуки бросал в пламя ладан и, пока ароматный дым распространялся по комнате, он взывал к богам: «Мать богов, отец богов, о ты, древний бог (огонь), узрите бедного человека, который пришел сюда. Он пришел, рыдающий, печальный и полный тревоги. Возможно, он согрешил. Возможно, обманывая себя, он жил неправедно. Он пришел с тяжелым сердцем, полным печали. Владыка, наш господин, ты тот, который и близко, и далеко, пусть уйдет его тревога, успокой его сердце».

Затем, обращаясь к кающемуся грешнику, он уговаривал его исповедоваться искренне, открыть все свои тайны и не сдерживать себя, стыдясь. Кающийся клялся, что он будет говорить всю правду: он касался земли пальцем руки, затем прикладывал палец к губам и бросал в огонь ладан. Таким образом он связывал себя клятвой земле и огню (или солнцу), то есть высшему двойственному божеству. Затем он подробно рассказывал о своей жизни, перечисляя все свои грехи.

Когда его рассказ был окончен, жрец назначал ему наказание, которое было различным по степени своей суровости: короткие или продолжительные посты, скарификация языка (его могли проткнуть насквозь и протолкнуть через эту рану до восьмисот колючек или соломинок), жертвоприношения Тласольтеотль и различные лишения. Как только эта епитимья кончалась, человека «уже нельзя было подвергнуть никакому наказанию на этой земле». Жрец был обязан хранить строжайшую тайну, «так как то, что он услышал, было сказано не для него, а для божества».

У ацтеков существовали два погребальных обряда: кремация и захоронение.

Хоронили тех, кто погиб, утонув, а также убитых молнией и умерших от проказы, подагры или водянки – короче говоря, тех, кого наметили и унесли из этого мира боги воды и дождя. На тело утонувшего человека, в частности, смотрели с величайшим благоговейным трепетом, так как верили в то, что если индеец утонул в озере, то это значит, что его утащил на дно ауитсотль, мифическое существо. Когда тело всплывало на поверхность без единой раны, но без глаз, ногтей и зубов – вырванных ауитсотлем, – никто не осмеливался дотронуться до него. И тогда шли сообщить об этом жрецам.

«Говорили, что божественный Тлалок отправил душу утонувшего человека в земной рай, и по этой причине тело несли на носилках с большим почетом, чтобы похоронить его в одной из молелен, которые называются айаукалько (небольшие храмы богов воды, расположенные на берегу озера). Носилки украшали тростником и играли на флейте, идя впереди тела».

Кроме того, как мы уже видели, женщин, умерших при родах и после этого возведенных в ранг божества, хоронили во дворе храма сиуапипильтин. Все остальные тела кремировали. В свое время все цивилизованные племена Мексики использовали ту или иную форму погребального обряда: стоит хотя бы упомянуть погребальные камеры майя в Паленке и сапотеков и миштеков в Монте-Альбан, а также знаменитый погребальный костер Кецалькоатля, так как у тольтеков было принято кремировать мертвых. Кочевые народы севера хоронили своих мертвых, но переняли у тольтеков их обычай – по крайней мере, так было в семьях вождей. Царь Тецкоко Иштлильшочитль был первым правителем этой династии, чье тело было сожжено «в соответствии с обрядами и церемониями тольтеков». Вполне вероятно, что древние оседлые народы плато практиковали погребения; это объясняло, почему мертвецов, избранных Тлалоком и другими божествами, ожидал такой обряд.

Во времена ацтеков бок о бок существовали два вида похоронных обрядов, и выбор семьи определялся только тем, как именно умер человек. Знатных людей торжественно хоронили в сводчатых подземных камерах. Безымянный конкистадор рассказывает о том, как он сам принимал участие во вскрытии могилы, в которой был найден сидящий на стуле мертвец, при котором был его щит, меч и драгоценности: в могиле было золота на три тысячи кастельяно. Отец Франческо де Болонья также описывает «подземную часовню», в которой мертвец сидел на икпалли, великолепно одетый и окруженный оружием и драгоценностями.

Если умерший был очень высокопоставленным сановником или правителем, то убивали нескольких из его жен и слуг, «тех, которые по своей доброй воле желали умереть вместе с ним». Их хоронили или кремировали, в зависимости от обстоятельств, чтобы они имели возможность последовать за ним в загробный мир.

Когда тело собирались кремировать, его обряжали в лучшие одежды и придавали ему положение сидящего на корточках, подтянув колени к подбородку. Затем его обертывали несколькими слоями ткани, которые крепились на месте при помощи полос ткани, чтобы получился погребальный сверток, или мумия. Такими всегда изображаются мертвые цари в исторических документах.

Затем на эту мумию аккуратно надевали украшения из бумаги и перьев и маску, высеченную из камня, или же на месте лица выкладывали мозаику. Правителей украшали, как Уицилопочтли, королевскими священными орнаментами или одеждами с изображением символов великого бога. Затем под звуки погребальных песнопений тело сжигали на погребальном костре под присмотром старейшин. Когда с кремацией было покончено, пепел и кости собирали и клали в сосуд вместе с кусочком нефрита, символом жизни; и этот сосуд хоронили в доме. Пепел императоров хранился в храме Уицилопочтли.

Некоторые из умерших, как мы уже видели, были избраны богами для жизни после смерти: «товарищей орла» и «храбрых женщин» ожидала радость во дворцах солнца, полных света и звуков, а возлюбленных Тлалока – бесконечно тихое счастливое существование, беззаботное и праздное, в теплых садах на востоке. Но большинство умерших попадали под землю, в темное царство Миктлана. Чтобы помочь усопшему в тяжелых испытаниях, которые ему предстояло преодолеть, ему давали сопровождающего, собаку, которую убивали и сжигали вместе с ним. Через восемьдесят дней после похорон для него сжигали жертвоприношения, затем это делали в конце года и еще раз спустя два, три и четыре года. Считалось, что по прошествии четырех лет умерший уже дошел до конца своего пути среди теней и достиг «девятой преисподней», последней части Миктлана, места своего вечного покоя.